Итак, платье, разумеется, красное, волосы скручены в жгут и упрятаны в сетку, на макушке небольшая шапочка-beretta вишневого цвета, перевитая алой лентой, пряди чуть курчавятся, обрамляя лицо. Достаточно строго, чтобы свести к минимуму проблемы с общественным мнением.
— Ты так изменилась, — неожиданно сказал Рэндалл. — Я имею в виду, с тех пор, как я увидел тебя впервые. Бриллиант в моей короне. Или, может быть, рубин?
Слова его не требовали ответа, но он, казалось, чего-то ждал. Ему нет еще и тридцати пяти. Почему же она видит пепел там, где еще недавно бушевал огонь?
— Ты тоже, — вымолвила она с трудом, надеясь, что фраза ее ни к чему не обяжет.
— Тебе хоть сколько-нибудь жаль?
Аранта в смятении отвела глаза. Означает ли это мольбу о помощи? Полагает ли он, будто она в состоянии спасти его? И если это так… во что ей это встанет?
Пожертвовать собой. Если бы он попросил ее жизнь, она бы согласилась. Да. Точно. Однако сейчас речь шла об ином. Перестать быть всем тем, чем она была до сих пор. Перестать даже думать по-прежнему. Утратить это пьянящее чувство власти над людьми и вещами. Поставить себя в полную и беспросветную зависимость от человека, который, как она решила для себя когда-то, стоит всей ее неуверенной подростковой магии. Было время, она хотела его так, что обрушила бы каменную стену, если бы ее воздвигли меж ними.
Ложка, однако же, хороша к обеду.
И все же она пошла бы на это. Скрепя сердце, ибо удовольствия бы ей это не доставило. Но сейчас у нее оформилось одно условие. Ее жертва не должна пропасть даром. То беспощадное и мрачное, что пожирало Рэндалла изнутри, не должно пожрать и ее так же безвозвратно и безвозмездно. Если это наконец случится с ними, если она потеряет все то, что удерживает ее сейчас на гребне жизни, что с нею станется после? Прожить жизнь, может, еще сорок — пятьдесят лет в окружении каменных башен, в этом городе, столь же привлекательном, как объятия скелета, быть королевской тенью, тайно ненавидимой всеми, кто прежде ощутил на себе гнет ее силы, и каждый день сожалеть об упущенных возможностях? Потому что она все еще надеялась, что это — еще не все! Ах, если бы у нее была твердая уверенность, что та ненасытная прорва удовлетворится этой последней победой и не станет требовать себе еще, пожирая в отсутствие жертв своего носителя. Если бы она была хоть сколько-нибудь уверена в том, что он еще может идти по дороге спасения. Рутгер Баккара исхитрился подобрать для своего кронпринца чудовищное Условие. Что он станет делать, победив всех и вся, врагов и действительных, и выдуманных? Угаснет, как степной пожар? И что натворит до тех пор?
