– Не преуменьшится да не преумножится! – неожиданно заявил Славен и, заметив мое недоумение, пояснил, проводя пальцем по полустертой витиеватой надписи: – Здесь так написано…
– Вот почему в нем всегда одна монета! – догадался Медведь и, довольный своим открытием, заулыбался ведуну. – А я уж боялся, не ограбил ли ты кого.
– Значит, все те вещи, что ты принес, – завороженные?
– Верно.
– Кем?
– Не знаю.
– А где ты их взял?
– У старика слепого купил. Он век по свету ходил с этой сумой на плече, и невдомек ему было, кого за спиной носит. А кошель он с потайного места выкопал. Монетку там на черный день берег.
Славен повертел в руках кошель и протянул его Чужаку:
– Вещи тебе под стать. Выгодный ты обмен совершил. Три куны таких вещей не стоят.
– Слепой иначе думал. – Чужак не торопился взять кошель. – А тебе коли они нравятся, так бери. Мне они ни к чему.
– Нет, – ответил Славен, и я обрадовался. Не хотелось видеть у него эти диковины. Опасны были они, как опасны были и их неведомые создатели. Кто знает, вдруг явятся они однажды да потребуют обратно свои творения? А то еще и накажут за то, что владеть ими осмелился. Нет, не для простого человека все это…
– Держи! – Ведун принял кошель и ловко перекинул его Беляне.
Та, не сообразив, поймала, а затем, взвизгнув, отбросила в сторону.
– Подними. – Голос у ведуна стал строгим. – Не тебе гнушаться такого подарка. Купишь одежду.
Глотая слезы, Беляна выполнила его приказ. У Славена забегали желваки на скулах, но стерпел, ничего Чужаку не сказал, а чтобы поддержать девку, подхватил на плечо завороженную суму и подмигнул ей – мол, ничего страшного.
Лис в нетерпении вертелся у выхода. Казалось, его совсем не встревожили чудеса Чужака.
– Пошли, что ли?
– Пошли, – прошептала Беляна, опустив голову. Толкотня и суета в торговых рядах была прежняя.
Даже хуже. Появились гончары со своими кувшинами и плошками, медники, кожемяки, бондари и множество приезжих торговцев с разными диковинами. Славен долго приценивался к мечам, качал их в руке, крутил так и сяк и, в конце концов, со вздохом положил обратно:
– Дружинниками станем – будем мечи носить, а пока мне рогатина больше по сердцу.
Я тоже привык к не раз выручавшей косе да небольшому топорику и не собирался их менять. Зато тонкий, словно жало, нож с трехгранным лезвием и искусно кованной рукоятью поразил мое воображение.
– Бери, – нахваливал торговец, – кинжал хорош. Харлужный, цельный – хоть камень режь. А легкий! Да ты возьми, подержи на руке-то…
