— Ты останешься тут, Эйрик.
Не соглашаясь, старик помотал головой.
— Ты останешься! — Олав встал и, словно забыв обо мне, зашагал по горнице. — Владимир зол на меня, но не на моих друзей. Ты будешь следить за моим двором и… — Он на мгновение запнулся, а потом вдруг совершенно другим тоном мягко произнес: — И за ней… Не хочу, чтоб с ней что-нибудь случилось!
Я сдавила пальцами тряпичный узелок — последнюю память о старом слепце. Неужели Олав заботился обо мне?! Неужели?! Но я не собиралась оставаться без него в Киеве!
— За мной не нужно присматривать, я поеду с тобой! — громко сказала я. Олав остановился и недоумевающе взглянул в мою сторону. Я пояснила:
— Я не хочу оставаться тут без тебя, даже если вместе с Эйриком меня будет охранять весь честной Киев!
Олав удивленно воззрился на меня, челядь зашепталась за спиной, а Эйрик растерянно заморгал. Неожиданно мне стало легко и весело. Будь что будет, но я поеду с Олавом куда угодно, даже в его холодную северную страну, где живут такие, как Хаки, лишь бы он оставался рядом! Я уже видела себя средь бушующего моря на корабле Олава — свободную, бесстрашную и счастливую, когда услышала его смех. Я отвлеклась от мечтаний и взглянула ему в глаза. Согнувшись пополам, Олав опирался одной рукой на край стола, другой утирал выступившие на глазах слезы и задыхался от смеха:
— Ох, Дара! Ты… ты… Ты думала, я… О тебе… Ох!
Не понимая причины веселья, я робко улыбнулась и поглядела на Эйрика. Старик смущенно спрятал глаза. Он относился ко мне не хуже, чем к прочему добру Олава, — холил, берег и никогда не издевался, но на сейчас тоже едва удерживался от смеха. Я требовательно вскинула подбородок:
— Что такого я сказала?!
Эйрик взглянул на хохочущего Олава, а потом потянулся к моему уху:
Он говорил об Аллогии. Я должен следить, чтоб с княгиней не случилось ничего дурного и ее не постигла участь Гориславы.
— А ты думала, что я хочу сберечь тебя? — Олав наконец перестал смеяться, только глаза все еще искрились весельем. — Ох, Дара! Ты всего лишь наложница…
Оглохнув от страшного, столь небрежно выпавшего из его уст признания, я шарахнулась и прижалась спиной к стене.
Какая же я глупая! Размечталась о прежней любви! Да на что я ему — богатому, красивому, смелому? У его ног целый мир, сама княгиня дарит его своей любовью, а молва о его подвигах песнями летает по Руси! Разве он посмотрит на меня — долговязую безродную девку?! Конечно, я всего лишь наложница, прихоть, каких у него немало разбросано по всем полоненным городищам. Я — одна из многих, а Аллогия — одна на всем белом свете! Как мне пришло в голову равняться с ней?!
