Он опустил голову и негромко отозвался:
— Не за что кланяться… Ты с охоты?
— Да. — Я представляла этот разговор совсем иначе! Думала рассказать Баюну об Олаве, о Сигурде, о том, что вскоре, возможно, вновь увижу старого друга и на, Сей раз он будет могучим воеводой, а не простым мальчиком-рабом, но как сказать все это незнакомому, прячущему взгляд парню? Теперь мне стало понятно, что Баюн — совсем чужой…
— Ну, я пойду, — неуверенно сказала я и, не получив ответа, двинулась прочь, но уже на склоне обернулась и указала на привязанную к колу березку: — Зачем ты это делаешь?
Паренек вскинул огромные голубые глаза:
— Она почти отвязалась, а как ей выжить-то, совсем одной? Вот я и решил… — И вдруг застенчиво улыбнулся: — Она подросла, вон и колышек уже стал мал, но я не хочу его менять, думаю — пусть так и будут вместе, ведь она уже к нему привыкла…
«Да, привыкла, привыкла…» — вертелось у меня в голове. Я смотрела на березку, на невысокий шест возле нее, а видела себя и Олава. Это мы стояли на крутом склоне, поддерживали друг друга, и сама Доля связывала нас вместе, как эти худые мальчишеские руки связывали ствол дерева и толстое древко кола! Подобно этой березке, я выросла, и Олав тоже стал иным, но я не хотела бы видеть рядом кого-нибудь другого!
— Правильно, Баюн, — ободряюще сказала я пареньку. — Правильно, не меняй его. Так будет лучше.
И, посильней толкнувшись, полетела вниз, к темнеющему у подножия Холма пятну — избе слепого старика.
В Киев я отправилась весной, когда на реках сошел лед. Слепец объяснил, что осенью нарочитые уезжают с князем в полюдье и искать Олава в Киеве до конца зимы — пустая трата сил. Я переждала холода, но с первыми вешними водами стала собираться в дорогу. На сей раз старик увязался со мной.
— Вдвоем идти легче, — твердил он и оказался прав. Мы быстро добрались до Дубовников, а там у реки остановились. Пришлых лодей на Мутной еще не появилось, но по ее ленивым водам уже вовсю сновали расшивы и насады, подбиравшие попутчиков до Ловати, Куньи, Смоленска и Непра[38].
— Вам нужно идти по реке. Это и быстрее, и удобнее — указывая на них, убеждал меня высокий, рыжеволосый парень с круглым, словно блин, лицом и голубыми, навыкате, глазами. Его звали Влас, и он приютил нас на ночь. Правда, в уплату за приют взял кунью шкурку, но не попросил ее, а просто был так приветлив, что у меня не хватило нахальства уйти, ничем не одарив хозяина.
— Хорош! Ох, хорош! — покачивая переливающийся на солнце мех, твердил Влас, а потом вдруг вспомнил: — С таким-то богатством на руках, чего ж вам ноги мять?! Прибейтесь к любой лодье, что пойдет на Киев, — вам убыток небольшой, а выгоды — немерено!
