От десятой луны до четвертой | страница 30



Только тогда в правительственной ложе появились офицеры легиона, которые и были теперь самой высшей властью. Верховные.

Трибуны выложились до дна в приветственном оре. Ликовало все. Легион хранил скромную молчаливость.

Сестра внимательно рассматривала ложу, где разместились Верховные, что-то запоминала и подсчитывала – это выдавало ее сосредоточенное лицо.

Я сидела с краю, у самого прохода. Рассматривать сидящий где-то там офицерский состав Легиона мне показалось скучным занятием, поэтому я сосредоточилась на рядовых, тем более что один экземпляр был просто под боком и стоял у моего кресла.

Для создания устрашающего впечатления на легионера был надет металлический пластинчатый нагрудник и закрытый шлем. Нагрудник сразу делал любую, самую впалую грудь колесом, а плечи широкими. Да плюс к этому слабо уязвимыми. Потенциальный противник невольно задумывался. А там, глядишь, и отказывался от всяких преступных намерений.

Но меня, разумеется, интересовало совсем не это. Чуть откинувшись, я вытянула шею и посмотрела на тыл легионера. Никогда ведь в жизни не видела отрубленного хвоста!

Точно, вместо хвоста между мускулистых подобранных ягодиц, втиснутых в узкие кожаные штаны, торчал короткий, воинственный обрубок. С ума сойти! И женщину погладить нечем, бедолага…

– А вам больно было? – спросила я у шлема, вернув голову вместе с шеей в нормальное положение.

И сестра, и тетя с ужасом уставились на меня. Шлем колыхнулся, и из него басом ответили:

– Да не особо, крошка. Зато потом хорошо.

Баса я не ожидала, растерялась и прикрылась веером до бровей. Тут, на мое счастье, стартовал первый забег и все про всё забыли.

Ипподром бесновался, болея за своих любимцев. Смотреть на людей было куда интереснее, чем на лошадей. Многие вели себя так, словно жизнь их решалась в эти минуты.

Этого я понять не могла. Ставить свою жизнь в зависимости от резвости лошади? Глупо как-то.

Тетушка так не считала и что-то залихватски выкрикивала со своего места. Сестра продолжала невозмутимо высматривать важное для Сопротивления. Это она делала зря – слишком выделялась из орущей толпы.

Внезапно легионер, с которым мы так мило побеседовали, наклонился ко мне. От страха я чуть не описалась прямо в кресле.

Ни слова не говоря, он вложил в мою ладонь две монеты и снова выпрямился.

Это что, плата? А за что?

Бдительная тетя углядела, что контакт с легионером продолжается, и через сестру пнула меня ногой под креслом.

– Благодарю вас, воин, – повинуясь ее подсказке, в лучших традициях пансионата поблагодарила я.