Леф бросился к ней — уговаривать, успокаивать, гладить, только все было без толку. Девчонка лишь съеживалась под его ладонью, плотнее вжимала лицо в пыльные камни и поскуливала.
А потом к ним подошла Гуфа. Подошла, уселась рядом, запустила пальцы в спутанные и не очень чистые Лардины волосы. Это мало походило на ласку или хоть просто на дружеское обращение, но Ларда мгновенно перестала плакать.
— Я глупая. — Девчонка не отрывала лица от земли, и голос ее был еле слышен. — Я вовсе глупая дура, и ты, Гуфа, меня ни за что не прощай, побей даже — пальцем не шевельну, чтобы мешать, и уворачиваться не стану... Ты меня как хочешь больно побей и все равно не прости, только ответь: ты сможешь так сделать, чтобы мне удалось этой осенью выбрать Лефа?
Вот если мы сегодня доберемся до твоей землянки и тростинку чудодейственную отроем — сможешь?
— Я не знаю, — тихо сказала Гуфа. — Только это неважно. Вот слушай: когда-то Хон упросил меня вызнать вашу судьбу — твою и Лефа. Всего я тебе, конечно, не раскрою — нельзя это, большую беду можно накликать. Но коль уж такое у нас с тобой варево заварилось, скажу вот что: дети у тебя будут. Трое детей. Поняла?
Ларда приподняла голову:
— Правда? Ты не в утешение это?..
— Правда, — буркнула старуха, пытаясь не улыбнуться. — Больно надо мне ради твоего утешения враньем губы поганить! Ишь, возомнила...
— А это Лефовы дети будут?
— Лефовы, Лефовы... — Гуфа вдруг как-то увяла. — Ну, хватит тебе животом камни греть, вставай!
Ларда поспешно вскочила. Пока девчонка вытирала (вернее, еще сильнее пачкала) ладонями мокрое, замурзанное лицо, Гуфа пыталась оторвать от полы своей накидки лоскут поизряднее.
— Помогите-ка, — пропыхтела она, убедившись наконец, что даже такая ветхая, истертая до дыр кожа ей не по силам. Леф послушно сунулся помогать, но Ларда придержала его:
— Зачем это?
— Вокруг бедер обернешь, — пояснила старуха. — Есть там у тебя места, которые не одним только бабам надобно прикрывать, но и всяким уродцам и даже маленьким глупым девчонкам.
— Не надо мне, — мотнула головой Торкова дочь. Гуфа вскинулась было: «Ты снова?!», но Ларда заторопилась объяснять:
— Я сейчас за своей накидкой полезу. Там нож в поле, жалко...
Впрочем, лазить ей никуда не пришлось: Торк уже выкарабкивался из расщелины, прижимая к груди дочкину одежку. Не зная, как утешить свое расходившееся чадо (а может, полагая, что и нечего это чадо утешать — авось само перебесится), он решил, пока суд да дело, все-таки достать злополучную накидку: во-первых, за потерю от Мыцы обоим достанется, во-вторых, про нож вспомнил. Он ведь железный, нож-то, цена ему немалая, да еще и Лефов недавний подарок. Опамятует Ларда, так вконец затерзается, что не сберегла.
