Вот! Об этом и говорил Маэстро – я теперь всегда буду в нужном месте с нужными людьми в нужное время! И ни в жисть они меня, такого везунчика не поймают! Я Фехтовальщик!
Я небрежно толканул босой ногою дверь и смело вошел в обувную лавку.
8
Здравствуй, дорогуша, снова солнечный привет. Извини, причиняется радость. Сооружаем оглушительный улыбо-о-он. Чи-и-ик!
О-о-ой! Ум-мы-ы… режет-то как…
Да. Режет. В этой связи – улыбочка оскалилась тоскливая. Бедолага ты истерзанный, но по-прежнему живой, неимоверно талантливый и уникальный. Факт непреложный: гримасничать – «бо-бо».
Оно конечно. Мордочка побита и губки недавно совсем в кровь. И нога, и голова, и ребрышки… Но, заметь – зашили, залатали, заштопали. Отремонтировали – скоро заживет. Болит все? А то.
Но – невзирая! Бон вояж, команданте! Продолжайте подвиги, гражданин Бонифаций, можно…
…Гляди-гляди: достаточно прелестная самочка. В беленьком халатике. Попкой, как хвостиком, мимо вильнула. Секси милосердия. Интересно, она великодушная?
– Мадам, вы секси милосердия!
– Не хами.
– А я где?
– В Караганде.
– А почему?
– По кочану.
– Спасибо за содержательный и полный ответ, но…
В палате уже никого не было. В голове рассеивался туман… Сквозь его серые лохмотья я чувствовал, как резвится внутренний голос.
– Еще чем блеснешь, грамотная ласточка? – спрашивает неугомонный голос.
– Я тебе не ласточка, я тебе герой.
– Герой, герой, глазки открой… А удостоверение-то есть? Нет у тебя никакого героического удостоверения, – ехидничает голос.
– Я Фехтовальщик, нам удостоверения не положены. У нас гробовая конспирация. Как у матрешек.
– Все равно – не герой. Герои не пристают к беззащитным девушкам, а ты… Ты ведь женат и прикован к больничной койке! А заладил: секси, секси… Будто в складочках наших извилин других слов уже не осталось…
Осталось. Но очень глубоко.
Главное – немножко еще живу… Какое счастье!
Больничная полужизнь все-таки дает определенные шансы. Не то, что морг. Или, допустим, допустим… что допустим?
– А мы все допустим! – жизнерадостно предположил внутренний голос.
– Заткнись, а? – попросил я его. – Ты нынче явно какой-то тупой и шалопутный. Мне и так хреново, а тут еще два голоса в одной голове…
Ну да черт с ним. Главное – в себя местами пришел. Это вселяет. Бодрит. Пусть криво, но улыбает. Сквозь боль и постепенно рассеивающийся туман. Чем же они меня тут лечат? Или это после сотрясения мозга в башке такая муть?
О-х-х… Живу-у!!! И с каждой секундой мне это дело нравится все больше.
