Цвет ярости - алый | страница 22
Но правая лапа рукоять удержала.
Тем не менее Курт не спешил пускать клинок в ход. Гладиатор, вероятно, так ничего и не понял (для него все произошло слишком стремительно, а шары с порядковыми номерами так и остались атрибутом исключительно бильярда), когда правая нога Волка врезалась в его живот, будто пушечное ядро. Гладиатор отлетел на метр и тяжело плюхнулся на спину.
Опустив меч, Волк поднял голову.
Безволосые, обступившие купол, хранили завороженное молчание. Затем кто-то крикнул:
– Убей!
Этот вопль подхватили двое-трое, к ним присоединилось около дюжины. В ладоши, как ни странно, никто не захлопал: обещанных Хэнком аплодисментов Волк так и не дождался… Толпа, похоже, просто не знала, чего ждать от этого мохнатого парня.
Рукоплесканий он пока не заслужил.
– Убей! Убей! Убей!
Болельщики скандировали это с таким остервенением, что любые аналогии с хоккейными фанатами не выдерживали никакого сравнения. Вопль “Шайбу! Шайбу!” казался писком младенца. Здесь же в прямом смысле алкали крови. Жаждали увидеть, как прямое лезвие “гладиуса” прервет очередную жизнь – хладнокровно и беспощадно.
Курт повернул голову и поглядел на Тарана.
Тот поднял правую руку. Большой палец был отставлен от кулака и смотрел вертикально вверх. Толпа тут же притихла, слышалась лишь чья-то невнятная возня – кто-то, похоже, делил деньги. Хэнк повернулся. Волк понял, что тот смотрит на Джона Клинка Стивенсона. Оба безволосых хранили напряженное молчание и лишь скрестили взгляды. Глаза Стивенсона смотрели твердо, потому как прозвище (и, вероятно, репутация) обязывало. Таран отвернулся и поглядел себе под ноги – на “волчонка”.
Толстый палец пополз вниз, будто стрелка тахометра.
Толпа взревела.
– Убей! – взвизгнул кто-то.
Волк стиснул челюсти. Бывший обладатель трезубца лежал на спине, где и упал; грудь его тяжело вздымалась. Из-под забрала торчал черный от щетины подбородок. Парень был безоружен и даже не пытался подняться на ноги. “Гладиус” в волчьей лапе, судя по всему, его заворожил. Звуковой фон кровожадной толпы немало этому способствовал.
– Убей! Убей! Убей!
Курт посмотрел по сторонам. Там, там и там распластались на арене бездыханные тела. Все трое, судя по всему, испустили дух. И повсюду в глаза бросались кроваво-алые пятна. Кровь образовала лужи, полосы, кривые и даже спирали.
Таран решительно ткнул опущенным пальцем.
Волк оскалился и покачал головой. Он не собирался делать ничего более того, что он уже натворил. Защищать собственную жизнь – одно, и совсем другое – убить безоружного по чьей-то прихоти. Курт отнюдь не считал себя положительным персонажем. Он, в конечном итоге, стал причиной гибели собственной Стаи. Любить безволосых у него не было оснований, однако Волк не желал убивать по указке. Заставить же его очень непросто. Хэнк знал об этом не хуже.