С этими словами Олимпиада Петровна вышла из-за стола и покинула «красный уголок», громко хлопнув фанерной дверью.
– Сергей! Как ты можешь так с мамой?! – воскликнула Люба и выбежала вслед за тещей.
– Не, ну ты видал? – усмехнулся Тютюнин. – Они думают, что это какое-то неприличное слово, а это…
Ну и что же это?
– Я пока не знаю. Надо будет у Кузьмича спросить – это ведь он сказал мне это слово.
– Так вот лучше спроси, а потом уже применяй. Это, может, действительно оскорбление ругательное, а ты применяешь его, не понимая.
– Ладно. Пошли ложиться. Нам еще завтра с утра землю вскапывать, – сказал Сергей, чувствуя за собой некоторую вину.
Может, и правда слово-то ругательное, а он… Одним словом, в понедельник нужно у Кузьмича все выяснить.
Люба постелила друзьям под деревом. Один матрац и полторы фуфайки, а накрываться пришлось оставшимися в «красном уголке» кумачовыми лозунгами.
Лехе, как гостю, достался «Слава КПСС!», а Серега довольствовался «Пятилетку – за два года!»
Окуркин почти сразу успокоился и стал посапывать, а Тютюнин еще долго смотрел в звездное небо, размышляя о далеких планетах и иных цивилизациях. Неужели они все-таки есть? Или права теща и все это выдумки Чубайса и продажных журналистов?
Неожиданная догадка пришла в голову Сереги, он толкнул локтем спящего Окуркина.
– Ну чего тебе? – сквозь сон пробормотал тот.
– Слушай, Лех, ты помнишь, как мы с тобой на речке мылись?
– Ну?
– А потом из лагеря дети набежали? – Ну?
– Так откуда в лагере дети, если до каникул еще целая неделя?
– А тебе не один ли хрен? – зло спросил Окуркин, окончательно потеряв сон. – Спи давай – нам завтра работать надо. С оборудованием…
Сказав это, Окуркин отвернулся в сторону Московской области и тут же уснул.
Сергей вздохнул. Случалось, его не понимал даже Леха. Еще немного поскучав, он тоже заснул.
Утро выдалось студеное, и Сергей с Лехой, укрытые лишь наглядной агитацией, сильно продрогли.
– Подъем, махновцы! – злорадно закричала Олимпиада Петровна, подобравшись к спящим.
– Чего вы так орете, тетя Лимпа? – недовольно спросил Леха. Он резко сел и потянул носом. – Завтрак готов?
– Готов. Вставайте уже. И рожи свои кривые помойте. Использовав весь запас утренних любезностей, Олимпиада Петровна вернулась к небольшой железной печурке, которая на даче играла роль семейного очага.
– Ну и теща у тебя, Серег.
– Не теща – добрый пасечник, – осипшим голосом произнес Тютюнин. – Ладно, давай позавтракаем, потом закончим с этими грядками и домой поедем. Я что-нибудь совру Любке, скажу, что у меня дела срочные. В противном случаем мне с ними еще два часа на электричке конопатиться.
