— Есть, сэр, — произнес он голосом, в котором еще чувствовалось упрямство. — Я буду выполнять приказы.
— А куда ты денешься, — рявкнул Келч. Лабала двинулся было вперед, но остановился.
— Ты хотел что-то сказать? — спросил Луинес.
— Нет, сэр, просто немного удивлен.
— Ты удивишься тому, сколько золота будет у тебя в кармане, когда мы вернемся в Тикао, —сказал Луинес под одобрительный хохот моряков.
— Разойтись, — приказал капитан. — Казначей, я хочу поговорить с тобой. — Подождав, пока моряки разойдутся, он продолжил: — Как ты думаешь, что сказал бы на это твой дядя?
— Это меня не касается, сэр, — ответил Гарет. — Он ведь теперь далеко, не так ли?
Он смотрел на Луинеса невинными глазами и отчаянно надеялся, что капитан поверит в его ложь.
— Мне почему-то казалось, что ты поступишь именно так, — сказал Луинес. — Мне казалось, что такого честолюбивого человека, как ты, не будут слишком волновать законы далекого государства, если есть возможность разбогатеть. Подобная сентиментальщина вряд ли ценится в мире. Готов поклясться, что половина крестьян на Саросе, сих обязанностями и клятвами верности хозяину, по сути — рабы.
Гарет мысленно согласился с этим, но подумал, что душа любого, даже самого низкого слуги все же принадлежит ему самому.
— Помоги мне в одном деле, — попросил капитан.
Гарет последовал за Луинесом в каюту, где тот открыл один из сундуков и вытащил из него какой-то завернутый в тряпку предмет в форме цилиндра. Он развернул его, и Гарет увидел украшенный резьбой фонарь странного вида.
— Это, — сказал Луинес, — обеспечит нам безопасность в водах линиятов. Получил в результате недельных переговоров да еще заплатил кучу золота.
Луинес вынес фонарь на палубу и поднес к бизань-мачте. Гарет заметил, что мачта была снабжена четырьмя скобами для ног, чуть выше которых торчал большой металлический крюк.
— Подержи фонарь.
Гарет взял фонарь, а Луинес достал из кисета огниво. Он открыл маленькую дверцу на фонаре и высек искры, бормоча слова на каком-то непонятном Гарету языке.
— Теперь повесь его туда…
Гарет подчинился. Он не почувствовал никакого тепла и не увидел пламени внутри фонаря.
— Сэр, кажется, он погас.
— Горит, — возразил Луинес. — Просто немногие могут увидеть его свет. Ночью он станет заметнее.
И верно, после наступления темноты корму и вахтенного матроса озарил странный зеленый свет.
— Будь я проклят, если стану торговать людьми, — с чувством воскликнул Том Техиди.
— Только не я, — подтвердил Лабала под одобрительный шепот полудюжины моряков, окруживших Гарета и его друзей. Это была третья ночная вахта, и они собрались на палубе ближе к корме, спрятавшись за одной из пушек.
