— Так, теперь самое главное… И запомни, тебе понадобятся для этого силы. Вспомни заклинание молнии…
— Вспомнил, Учитель.
— Хорошо… Ты должен направить молнию прямо туда, где у нее находится сердце. Чуть ниже груди… Самую сильную молнию, на которую способен.
— А она не превратится в головешку?
— Ты все-таки идиот, Берг. У нее в крови топазовая пыль. Магия на нее почти не действует… Давай!
С этими словами он с неожиданной резвостью отскочил от стола и постарался убраться в самый дальний угол. Я его понимал — заклинание молнии не игрушка, особенно в помещении.
Я воздел руки над головой и произнес слова, вызвавшие покалывание в пальцах, которое постепенно становилось все сильнее и сильнее. Я терпел и, когда боль стала уже невыносимой, выбросил руки вперед, сжав кулаки и выставив в указующем жесте средние пальцы, одновременно завершая формулу заклинания.
Ослепительная вспышка, сопровождаемая грохотом, пронзила воздух. Звук был таким, что можно было лишиться слуха. Ослепительно белая стрела ударила точно туда, куда я целился, — чуть ниже груди, но, вопреки ожиданиям, не превратила эльфийку в пылающую головню. Тело страшно изогнулось, пальцы заскребли по мрамору, ломая ногти, рот, обрамленный ставшими синими от новой «крови» губами, раскрылся в пронзительном крике.
Девушка билась на столе, ремни впивались в кожу, кое-где из-под них уже выступила синяя жидкость. Я в панике оглянулся — Учитель был совершенно спокоен и безучастно наблюдал за происходящим. Внезапно, заметив что-то, очевидное ему одному, он резко бросил:
— Хватай ее за руки и смотри в глаза! Ну!
Я понял, что на вопросы сейчас времени нет, и мертвой хваткой вцепился в запястья бьющейся эльфийки. Ее лицо на какое-то мгновение оказалось напротив моего, и глаза неожиданно распахнулись… Конвульсии тут же прекратились, крик стих. Ее такие красивые раньше глаза в упор, не мигая, смотрели на меня, и я почувствовал, как по спине ползет змейка страха — столько в этих глазах было холода, жестокости и жажды убийства.
— Ты слышишь меня?
— Я… слышу… тебя… — Слова вырывались изо рта с трудом, но это пройдет. Я знал, что страж просто еще не вполне освоилась с телом, которое покинула душа.
— Я твой господин.
— Ты… мой господин.
— Я приказываю, ты исполняешь.
— Ты приказываешь, я… исполняю. — Она по-прежнему не мигала, на лице не дрожал ни единый мускул, зрачки не двигались.
Мои руки, сжимающие ее запястья, не чувствовали биения пульса, хотя я знал, что сердце у нее сейчас бьется, пусть и очень редко, три-четыре удара там, где у человека — все шестьдесят. Я требовал клятвы верности — ритуал, придуманный неизвестно кем и неизвестно когда, к тому же совершенно лишенный смысла. Страж безусловно подчиняется тому, кто его активировал. Слова здесь ничего не значили, так же как этот немигающий взгляд, пронзавший меня, казалось, насквозь.
