Однако Василию не следовало знать, насколько она задета, поэтому девушка лишь равнодушно пожала плечами:
— Вы бы удивились, узнав, сколько информации можно получить, если опустить нужное количество монет в нужные карманы.
— Так вы были у нее? Когда? Вы же не покидали гостиницы! — По-видимому, прошлой ночью его шпионы плохо спали.
— Мне нет нужды заниматься этим самой, — нарочито безразличным тоном ответила Александра. — Я отправила ей записку, и, должно быть, она попала по назначению.
— О, в этом-то я не сомневаюсь, — ответил он насмешливо. — Ваши люди — дотошный народ.
— На моем языке это называется преданностью.
— Вы намекаете на то, что я ею не обладаю? Она натянуто улыбнулась:
— Это вы сами сказали, я не говорила ничего подобного.
Граф весь ощетинился и негодующе заявил:
— Да будет вам известно, что моя преданность безгранична, но я дарую ее лишь немногим избранным.
Александра знала ответ заранее, но хотела услышать подтверждение:
— А я не принадлежу к числу этих немногих избранных?
— Вы сами это сказали, не я, — ответил Василий ее словами, и улыбка его стала отвратительной.
Не в силах дальше сдерживаться, Александра повысила голос:
— Даже если я стану вашей женой?
— Лучше возьмитесь за ум до того, как вы ею станете, — пролаял он.
— Лучше бы это сделать вам, Петровский!
И снова они очутились лицом к лицу: она смотрела на него с яростью, он на нее — мрачно.
Василий заметил, как вздымается ее грудь, и на сей раз его не раздражал неприятный запах.
Страсть — чувство капризное и легко переключается с предмета на предмет. Внезапно Василий почувствовал, что умрет, если не поцелует ее. И Александра вдруг поймала себя на том, что не может отвести глаз от его чувственного рта.
И потом она почувствовала его вкус, пламенный и дикий. На сей раз это было еще лучше, чем сохранилось в ее памяти. Василий стиснул Александру так, что чуть не раздавил, и это объятие тоже было лучше, чем ей запомнилось.
Пальцы девушки вцепились ему в руки, давили их и царапали, но не затем, чтобы оттолкнуть. Василий приподнял ее и прижал к себе, к своему телу, от которого исходил жар, и Александра почувствовала, что тает, расплавляется и все ее существо бездумно тянется к чему-то недосягаемому и непонятному.
Ее тело изогнулось дугой так, что казалось, что переломится хребет: Василий заставил ее откинуться назад, словно хотел повалить на землю, и все это сделали только его губы, его поцелуи, он так страстно желал ее любви, что забыл о золотом правиле обольщения, которому всегда следовал в прошлом.
