Наконец отступник остановился в боковом переходе и сделал знак Сайленсу пройти туда первым. Сайленс без промедления шагнул вперед. Он не хотел показать Кэрриону, что испытывает сомнения. Переход оканчивался довольно большой пещерой, освещенной проникавшими повсюду светящимися корнями. Жилище Кэрриона было настолько просторным, чтобы, находясь в нем, не испытывать страха перед замкнутым пространством. Кроме того, оно было обустроено с известным комфортом и даже претензией на роскошь. Здесь были два расшатанных кресла, письменный стол и длинное ложе. В примитивном очаге, вмонтированном в одну из стен, глухо гудело пламя, дым поднимался по узкой трубе, упиравшейся в земляной потолок. Пол был покрыт чем-то вроде плетеного коврика, истертого и запачканного от долгого употребления. «Не слишком много места, чтобы коротать время в изгнании», – подумал Сайленс. Небольшие ниши в стенах были украшены резными узорами, выполненными эшрэями. Сайленс стал рассматривать ближайшую нишу, но в очертаниях узоров не было смысла, их завитушки и зигзаги вызывали головную боль. Он отвел взгляд и поморщился, Кэррион ответил ему мягкой улыбкой.
– К ним нужно прикоснуться, капитан, а не разглядывать их. Эшрэи – это существа с очень развитым осязанием, их зрение устроено совсем не так, как у нас.
– Спасибо, – поблагодарил Сайленс. – Я лучше воздержусь.
– Как знаешь. Садись, капитан. Располагайся поудобнее. Я бы предложил тебе сигарету или что-нибудь выпить, но, к сожалению, у меня нет ни того ни другого.
Сайленс с опаской опустился на ближнее к нему кресло, но оно оказалось прочнее, чем он думал, и легко выдержало его вес. Кэррион сел в кресло напротив. Теперь они сидели лицом к лицу и некоторое время рассматривали друг друга. Сайленс не переставал удивляться, как мало изменился Кэррион. Десять лет одиночества не только не прибавили морщин на его лице, но и не поколебали присутствия духа. Отступник был безукоризненно вежлив, как и всегда. После десяти лет одиночества он мог обрушиться на Сайленса с упреками, выведенный из равновесия звуками человеческой речи. Но вместо этого он сидел спокойный, даже счастливый, ожидая, что скажет ему Сайленс.
Сайленс поерзал в кресле, испытывая внутреннюю неловкость. Он уже забыл, каким холодным и пронизывающим может быть взгляд Кэрриона.
– У тебя здесь славное местечко, – наконец сказал Сайленс, просто чтобы начать разговор.
– Мне здесь нравится, – подтвердил Кэррион. Он резко откинулся на спинку кресла, и Сайленс непроизвольно вздрогнул.
