Но и это тоже не важно. Потому что совершенно безразлично, что же произойдет. Будет Кэссин убит, замучен или сам возьмет верх. В любом случае завтра окончательно погибнет человек по имени Кэссин. Останется Кэссин – черный маг.
Конечно, можно преломить перстень и умереть. И вместе со мной рухнет этот замок со всеми его темницами, допросными камерами и прочими хозяйственными постройками. И если до утра другого выхода не найдется, я так и сделаю. Я не должен отдать свою силу в такие руки и не отдам ее. А значит, умереть мне придется. Потому что ничего я не смогу до утра. Если бы хоть один стражник ко мне зашел, я бы еще понадеялся, что удастся его уговорить, что принесет он мне хоть каплю настоящей воды, хоть веточку живую, хоть земли комок… все бы в дело сгодилось. Но теперь меня охраняют не стражники, а собратья Кэссина, мечтающие выслужиться ученики. Этих не проймешь ни добром, ни угрозами, да и нечем мне им пригрозить.
Да, только это я еще и могу сделать. До рассвета пытаться найти выход – потому что не должен воин умирать раньше смерти. Прожить до рассвета в надежде на немыслимое чудо, которое все исправит и позволит мне выполнить свой долг. И только тогда, когда все надежды окажутся напрасными, снять перстень и сломать его. Умереть и отпустить свою силу на волю. Если и не исправить ошибку, то хоть немного смягчить ее последствия. Потому что моя ошибка непоправима. Я могу только умереть, я обязан… но я обязан был найти Юкенну – и не нашел его. А еще я обязан был спасти Кэссина от него самого – и не спас. Я в долгу перед ним – и этот долг останется неоплаченным. Моя смерть не изменит ничего. В ту минуту, когда Кэссин переступит порог допросной камеры, он переступит и через себя. Окончательно и невозвратно.
Аканэ, учитель мой, наставник, великий воин – что же мне делать? Я могу перекроить действительность и изменить лицо мира – так почему же я не могу наставить на ум сопляка, еще не окончательно ставшего мерзавцем? Я испробовал все, что мог, и ничего не добился. Аканэ, ты был мне отцом, ты был мне братом, ты научил меня всему – так почему же ты не научил меня, как мне самому стать учителем? Что мне теперь делать, Аканэ?
Эти слова не давали Гобэю покоя. Фраза, которую он поначалу даже не заметил, преследовала его неотступно. Треклятый Кенет многое преувеличил, многое сказал сгоряча, кое-что явно выпалил с желанием обидеть… но не это. Не эти слова.
