– Значит, ты считаешь себя выше? – поинтересовался он. – Но это можно и исправить. С какой стороны лучше укоротить, как ты считаешь, – с ног или с головы?
– Ну, это вряд ли, – спокойно ответил Кенет. – Если меня до сих пор не укоротили, значит, я нужен вам такой, какой я есть. Живой и не очень поврежденный.
– Так ведь мне не к спеху, – возразил Гобэй. – Времени у нас еще много. Я не тороплюсь.
– Я в общем-то тоже, – покладисто согласился пленник.
– Вот видите, какого-то взаимопонимания мы уже достигли, – безмятежно улыбнулся Гобэй. – Мы оба никуда не спешим. Глядишь, в чем другом тоже столкуемся.
– Ну, этого долго придется ждать, – пробормотал пленный маг.
– Вам не на что жаловаться, друг мой, – заметил Гобэй, – ждать вам придется не в сыром зловонном каземате, а в тепле и уюте. Кстати, у вас нет каких-нибудь жалоб? Требований? Может, вас что-то не устраивает?
– Одежда, – подумав, ответил пленник. – Крестьянская куртка или кафтан ремесленника устроили бы меня куда больше. Я к ним привык.
– Да пожалуйста. – Гобэй повел рукой, и роскошные одеяния Кенета мигом сменил коричневато-серый наряд небогатого ремесленника. – Это вам больше нравится?
– Да, благодарю вас, – кивнул пленник.
Во время этого короткого обмена фразами Кэссин страдал безмерно. Он понимал, что здесь происходит нечто куда более важное, чем пустопорожний обмен угрозами и любезностями. Когда в подобной беседе сходятся два мага, она представляет собой поединок, и обмениваются в ней не фразами, а скрытыми ударами и выпадами. Вот только на сей раз очень уж хорошо скрытыми. Кэссин никак не мог понять, кто в этом разговоре нападает, а кто защищается, и уж тем более не мог понять самого главного – кто же победил в этом первом пробном поединке?
– Что ж, – усмехнулся Гобэй, – у каждого свои причуды. Если вам так больше нравится… не смею возражать. Сейчас я вынужден проститься с вами – меня призывают неотложные дела, – но мы с вами, несомненно, продолжим эту интересную беседу. Оставляю вас на попечение моего старшего ученика. Он о вас позаботится.
Кэссин незаметно перевел дух. Нет, если в этом поединке и есть проигравший, то никак уж не кэйри. Иначе разве мог бы он откланяться с таким достоинством?
А Гобэй и в самом деле откланялся и уже шел к двери. И тут пленник сказал нечто такое, от чего у Кэссина мир поплыл перед глазами.
– Прости меня, – тихо сказал Кенет вслед Гобэю, – виноват я перед тобой.
Если до сих пор Кэссин еще сомневался, в здравом ли уме пленный маг, то теперь понял твердо и бесповоротно – у него и вовсе нет ума. Такое ляпнуть ни один здравомыслящий узник не может. Сыпать проклятиями, гордо молчать, унижаться и подлизываться… да что угодно! Но если тебя кто-то в плен взял, а ты у этого человека прощения просишь, тебе самая пора читать надпись на ребре монетки. Кэссин даже осторожно посунулся в сторону – кто его знает, этого пленника? А вдруг он начнет буйствовать? Полоумного ведь сломанные руки-ноги не удержат. Конечно, он и так все время говорит до странности не те слова, которых можно от него ожидать, но безумнее этой последней фразы Кэссин отродясь ничего не слыхивал. Он бы обратился к кэйри за разъяснением, да вот незадача – кэйри уже закрыл за собой дверь. Едва ли до его ушей донеслись эти странные слова.
