Впрочем, опасения оказались напрасными. И здесь Бурый смог отличиться. Занимаясь сбором молока, он так выдрессировал старого конягу, что тот стал справляться с поставленными задачами без помощи хозяина.
Жители Чмырей постепенно свыклись с тем, что подвода молокоприемщика проезжала по деревне, повинуясь лишь железной воле спящего Грини, да интеллекту его верного рысака.
Приблизившись к Оторвину, Бурый без предисловий вытащил из кармана драного плаща бутылку самогона и сел.
– Пасем?
– Пасем, – пожал плечами Чубей. – Не танцевать же…
– А у тебя танцевать не получится, – Гриня выдернул зубами пробку. – Ширинку застегни, а не то все муди растрясешь.
Мишка покраснел, отчего веснушки на лице сделались таким явственными, будто были нарисованы коричневой акварелью и поспешил исправить беспорядок в одежде.
– Пить будешь? – задал Гриня риторический вопрос, передавая бутылку Чубею.
Мишка, отхлебнул самогона и, морщась, занюхал выпивку рукавом пиджака.
– А ты не работе?
– Работа, Миня, не та штука, что у тебя штанах: стояла и стоять будет, – Бурый понизил голос. – Я к тебе по делу!
Оторвин насторожился. Все знали, что все дела Грини попахивают уголовщиной.
– На тебя, знаю, положиться можно, – продолжал Бурый со странной уверенностью. – Нюрку пощипать хочешь?
Лицо Мишки вновь залила предательская волна красноты. Настолько явственная, что Гриня расхохотался.
– Не за сиськи, дурак!
– А за что?
– За… За мешки с комбикормом!
Не давая Чубею опомниться Бурый изложил свою идею. По мере рассказа он то и дело прикладывался к бутылке, отчего план кражи комбикорма с нюркиного склада становился все смелее.
– Я, Мишка, сегодня у склада ошивался. Когда туда Безшапко прикатил, попросил меня покараулить, пока он у Нюрки накладные подпишет.
Повествование Бурого изобиловало такой массой подробностей процесса подписи накладных словно он сам, а не Сенька макал свое перо в нюркину чернильницу.
– Пока они там водку глушили и барахтались я одну досочку от стены оторвал, – торжественно закончил Бурый. – Проход свободен! Сегодня ночью иду. Ты со мной?
Мишка задумался. С одной стороны он был не настолько смел, чтобы лезть в склад, а с другой…
Перед глазами встала картина раздвинутых ног Нюрки, между которыми уютно устроилась голая инженерская задница. Стерпеть подобное надругательство над своими чувствами Оторвин не мог, поэтому сурово сдвинул белесые брови и брякнул фразу, позаимствованную из кинобоевика.
– Хоть в пасть к дьяволу!
