− Этот нет, не думаю. Когда он был подростком, ему в это место въехал огромный как танк баран, и всё всмятку. Так этого барану показалось мало, он разбежался и повторно туда же. В общем, он бедный после этого, − я покачал головой и развёл руками,− хоть в гарем его запускай. Толку никакого.
Подумав, показал глазами вниз, вздохнул и добавил:
− Из-за этого,− покрутил рукой у виска.− У него что-то с головой.
− Бедный, такой здоровый, молодой и…
Не успел он договорить, как на диван рухнул запыхавшийся и радостный Фуад. Исмаил с сочувствием и жалостью посмотрел на него и налил большой стакан чая.
Фуад с удивлением повернулся ко мне, наклонился к уху и тихо спросил:
− Колись. Что такое ты ему сказал про меня? Он чуть ли не плачет.
− Не откуси ухо,− пробормотал я и отодвинулся.− Да ничего особенного, немного про твою тяжёлую жизнь в детстве.
Затем он поудобнее уселся на диване, поджав ноги под себя и без обиняков выпалил:
− Слушай, Арам в гостинице занимался не тем, что мы думали, − Фуад расхохотался. − Она сама мне призналась. Оказывается, он в кровати медитировал, молился своему богу.
Затем глубоко вздохнув, добавил:
− Такое добро пропадало. Бедная девушка давно не видела мужской ласки.
− Сочувствую! Не надорвался?
“Бедная девушка” Зинаида появилась неожиданно, довольная и раскрасневшаяся. Стрельнув коротким быстрым взглядом, она сделала несколько шагов к нам, но на полпути остановилась и направилась к входной двери. Жестом подозвала Исмаила и передала ему деньги.
− Не беспокойтесь, ханум,− всё, что я успел расслышать.
Затем опустилась на диван, положила на столик сумочку и потянулась к кальяну. Раскурив кальян и обдав нас облаками табачного дыма, задумчиво произнесла:
− Всё, я уезжаю, − и вытерев вспотевшее лицо полотенцем, добавила. − Поеду к сыну.
Мы обменялись взглядами.
− Да, ему уже должно быть типа пять или шесть лет. Я была здесь, когда мне было неполных пятнадцать, на фестивале самодеятельности. Там и познакомилась на черноморском курорте с молодым турком и осталась. Он играл на гитаре в пивном баре. А как он пел! Через год махнула с моряками на теплоходе в Симферополь. Перекантуюсь у своего турка, пока всё уляжется. Заодно и сына увижу.
И вынув из сумки пожелтевшее фото, протянула нам:
− Это я с мужем и ребёнком. Мне тогда ещё шестнадцати не было.
Исмаил появился у входа и помахал рукой. Она встала с дивана, повернулась с грацией пумы и обдав нас облаками табачного дыма, удалилась. Через минуту появилась с сумкой и проскользнула мимо нас, не сказав ни слова, виляя бёдрами. Только у самого выхода повернулась и, многозначительно посмотрев, сказала:
