Он влетел в комнату, обнял нас своим мощным телом и повесил пиджак на спинку стула.
− Извините, не дождался вас. Дела, сами знаете, и как всегда именно в тот момент, когда приехали такие гости с родины. Давайте перейдём в зал. Рафа, скажи, чтобы там накрыли.
Мы прошествовали в неприлично огромную гостиную, чуть уступавшую по размеру залу ожидания крупного аэропорта, застланную большим ковром ручной работы. Стены были увешены картинами художников прошлого и позапрошлого веков. По взгляду Фуада я понял, что картины, вернее всего, подлинники и представляют музейную ценность. Пока мы оглядывали зал, Аслан прошёл вперёд и уже сидя в кресле, способном выдержать его вес и вместить расплывшуюся тушу, начал давать поручения прислуге. В одно мгновение стол был накрыт и обед подан. За столом, как заведено, говорили о чём угодно, но не о деле, по которому мы приехали. Непринуждённой я бы обстановку не назвал и, безусловно, предстоящий разговор создавал напряжённость за столом. Ему было известно, что мы пришли не просто так, а по делу. Аслан на правах хозяина как-то попытался вовлечь нас в беседу, посетовал на тяжёлую жизнь в Париже. Налоговая инспекция как голодный волк, готова обобрать любого до последнего франка. Особенно тяжело приходится в Париже иностранцам. Всё дорожает, и не знаешь, что будет завтра. Ещё это евро ввели непонятно зачем. Он в жизни сюда не переехал бы, если бы не бардак в девяностые. В России легко можно было оказаться если не на кладбище, то за решёткой.
Затем наступила тишина, которую прервал Фуад, спросив не к месту:
− Я прошу прощения, Аслан, вы читали произведения французского романиста Оноре де Бальзака?
Аслан вздрогнул и удивлёно посмотрел на нас:
− К сожалению, нет, но слышал, что большим кулинаром был. Говорят несчастный умер через пять месяцев после свадьбы, — покачал головой, пару раз глубоко вздохнул и кивнув в сторону кухни, добавил. — Женщина − это страшная сила.
Мы с Фуадом переглянулись и одобрительно закивали.
Накладывая из супницы вторую порцию дюшбара, Фуад заметил, что по мнению гурманов, только из барана с курдюком получается самая вкусная дюшбара. Аслан согласился, что любое блюдо, приготовленное из курдючного барана вкуснее, но в Париже достать мясо курдючного барана практически невозможно. Но он, конечно, достаёт. Знакомые мясники ему привозят из Туниса, а сами французы не такие уж и гурманы, их больше интересует эстетическая сторона блюда, чем его вкусовые качества. Как подать, в какой тарелке и какую несъедобную веточку положить рядом, и все на один вкус: какие-то пресные что ли, нет такого вкуса и запаха. Добавив в обед для вкуса немного винного уксуса, я напомнил, что среди курдючных баранов наиболее предпочтительны чёрные бараны и ни в коем случае овца. Фуад добавил: выращенный и вскормленный на склонах гор Большого Кавказа. Аслан посетовал, что вряд ли в Тунисе есть такие горы. Пока мы беседовали о вкусной и полезной пище, в зал внесли хингал, и мы перешли ко второму нашему блюду. В каждое блюдо были уложены рядами тонкие, почти прозрачные листы хингала и посыпаны мелко нарубленным мясом. Мясо было обжарено с луком, с добавлением небольшого количества пряностей и, конечно, шафрана. Такое питание, и в короткое время можно догнать в весе Аслана. От десерта мы дружно отказались и вернулись в комнату, где нас ждал накрытый стол для чаепития. Аслан, немного помолчав, сказал, что утром к нему звонил Максуд. Из разговора он, честно говоря, ничего не понял и просит нас ещё раз всё рассказать. Я рассказывал всё с подробностями и одновременно наблюдал за его реакцией, особенно в части, касающейся скандала с гаражом. Наступила тишина, мы молча ждали его реакции. Вцепившись в край стола, он отодвинул назад кресло, приподнял свою тушу и затопал по комнате. Затем неожиданно остановился и быстро направился в соседнюю комнату.
