Наше преступление | страница 46



«Впутаешься въ это дѣло, — подумалъ онъ, — еще выставятъ въ свидѣтели, наживешь себѣ новыхъ не-пріятелевъ. Сожгутъ, совсѣмъ въ раззоръ произве-ду'гь. Нонѣшній народъ какой? Никого не боятся. Гдѣ на ихъ управы сыіцешь?»

И, силясь говорить, арендаторъ весь надулся, по-краснѣлъ, закйвалъ головой, затрясъ бородой, точно воротъ рубахи жалъ ему шею, а когда наконецъ за-говорилъ, то и видомъ своимъ и говоромъ очень на-поминалъ индюка.

— Ббѣ-ѣда-то у тте-ебя ббо-ольчща-ая, те-етка

Аку-улина, — пролопот^й: ДйЪ-—еіап-ка^ак Ні 68

гіпо-омочь?! Дд-а-дда всѣ лло-ошади у мме-няя въ нноч-чномъ... Вво-отъ ггрѣ-ѣхъ отъ кка-акой!

Послѣ такой длинной, трудной рѣчи Михайло по-глядѣлъ на Акулину своими глубоко сидящими, кра-сивыми глазами на густо заросшѳмъ кудрявой боро-дой лицѣ и, отдохнувъ и почесавъ подъ мышкой, 'снова затрясъ головой и бородой.

— Тт-ы ллу-учшѳ ссхо-оди къ, мме-ельнику. У е-го ллошадь ддо-олжно ддо-ома тте-еперь... — посо-вѣтовалъ онъ.

Марья, жена Михайлы, полнолицая, ещѳ недавно красивая, теперь оплывшая и поблеклая баба, скре-стивъ руки на животѣ, казалось, не только ушами, но и губами и всѣмъ своимъ существомъ слушала разсказъ Акулины и страдала вмѣстѣ ^съ ней.

— О-о-о, охъ, Господи! О-о-о-охъ, Царица Не-бёсная! — съ искаженнымъ отъ страданія лицомъ вос-клицала она.

— Михайло, да пущай Кузька запрягетъ Абдул-ку-то. Долго ли ому? У тетки Акулины такой бѣды... такой бѣды, сынъ на дорогѣ лежитъ при смерти, а ты спосылаешь къ мельнику, — сказала Марья мужу.

Михайло побагровѣлъ, еще пуще заморгалъ, заки-валъ головой и бородой, еще поспѣшнѣе и уже такъ невнятно заговорилъ, что понимала его только одна жена. Сходство его съ индюкомъ при его побагровѣв-шемъ лицѣ, взъерошенной головѣ и бородѣ высту-пило еще разительнѣе.

Изъ его косноязычной рѣчи можно было только догадаться, что Абдулка захромалъ, что Марью онъ давн^ но училъ, и потому она много воли взяла, суетъ носъ не въ своедѣло.

— Зза-ахромалъ, зза-ахромалъ, — передразнила жепа. — Йѣша-ай, право лѣша-ай, пустая твоя сазанья голова! — и,* для чего-то съ сердцемъ переставивъ лампочку со стола на поставецъ, она проворно вздѣла въ рукава кофту, набросила на солову платокъ и,

тоотот.еіап-кагак.Ги

69

Крѣпво хлопнувъ дверью, босикомъ вышла съ Аку-линой на дворъ.

— Пойдемъ, родимая, къ Степанычу. Енъ старикъ хорошій, доброе сердце имѣетъ, не откажетъ. А мово-то заику хошь не проси теперича, — говорила Марья, — разъ задолбилъ што, коломъ его ужъ не спшбешь. Такой настойчивыйі такой настойчивый! А чего бы не ідать? Три лошади въ ночномъ, а Абдулка въ хлѣву, не надорвался бы! Такой безсовѣстный... такой лѣшай...