Поднятый галдожъ не прекращался въ продолженіе дѣлаго ряда лѣтъ вплоть до самаго начала великой войны. Не прохбдило дня, чтобы въ какомъ-нибудь •хотя бы одномъ «передовомъ» печатномъ «органѣ» не трепали мою несчастную книгу.
Меня обозвали клеветникомъ на свой родной на-родъ и на «соль» земли русской — ея интеллигенцію. Книгу мою, написапную слезами и кровью, съ един-ственною цѣлью обратить вниманіе тогдашнихъ на-ціональныхъ правящихъ круговъ и русскаго общества на страшное повальное заболѣваніе родного народа, на его развращеніе и подойти къ нему съ средствами не-медленнаго врачеванія называли «лживой», «вредной», «клеветнической» и «оскорбительной» для національ-наго достоинства.'
Провокаціоннымъ шумомъ и гвалтомъ евреи до-бились своей цѣли.
Книгу они уронили въ глазахъ слѣпорожденной. русской публики, а подрастающее поколѣніе совсѣмъ отвернулось отъ нея.
Молодежь не читала ея, какъ «черносотенную».
Такимъ образомъ голосъ мой оказался «гласомъ во-піющаго въ пустынѣ», пропалъ даромъ, не образумивъ никого.
Теперь русскіе люди, до нитки ограбленные, вы-гнанные устроителями соціалистическаго «рая» изъ сво-его родного дома, изъ Россіи, переиспытавшіе нево-образимыя муки отъ изувѣрства насадителей «свободъ» на землѣ, спасшіеся отъ мучительной смерти только бѣгствомъ въ чужіе края, задають себѣ горькій вопросъ: почему же все у насъ было и ничего не осталось и мы очутились даже не у «разбитаго корыта», а совершенно
выорошшнымн з, бори^дада.еіап-кагак.ги
VII
«Наше Преступленіѳ» даетъ отвѣты на нѣкоторыѳ изъ этихъ вопросовъ, хотя далѳко нѳ па всѣ. Главнаго смѳртоноснаго фактора, разрушившаго великую, дер-жавную Россію, истребляющаго тѳперь несчастный рус-скій народъ по всѣмъ правиламъ искусства, продуман-но и систематически, бѳзжалостно и планомѣрно, ав-торъ и нѳ касался тогда. Пѳредъ нимъ стояли другія задачи. Онъ дерзостной рукой отдѳрнул?» дотолѣ нѳпро-ницаемую завѣсу и во всей «красѣ» представить на всенародныя очи подлинный ликъ нашего народа.
Съ давнихъ времѳнъ въ нашей русской литературѣ перушимо установилась традиція говорить о народѣ съ придыханіемъ, какъ о непогрѣшимомъ папѣ, предвари-,тельно снявши шапку и распластавшись передъ нимъ на брюхѣ.
Всѣ мѳрзкія и уродливыя явленія русской народ-ной жизни или тщатѳльно замалчивались или освѣща--лись подъ такимъ угломъ, что въ народныхъ бѳзобра— зіяхъ, въ болѣзняхъ ѳго духа и вопіющихъ нестрое-. ніяхъ его быта. оказывались повинными всѣ, особенно нашъ прежній «ненавпстный» самодержавный государ- . ственный строй, но ни въ коемъ случаѣ не «святой»,
