Наше преступление | страница 17



У парней разгорѣлись глаза.

Но это дивное видѣніе тѣшило глаза покупателей не болыпе десятка секундъ.

Хозяйка, едва роняя слова, запросила за каждую бутылку двойную цѣну. .

Парни ахнули и стали ругаться.

— А, вѣдьма проклятая, это сколько время коче-вряжилась, штобы подороже эапросить. А хочешь —

городового поаовекъ, >і?шшш.еІап-кагак.ги 20

Вутылки такъ же мгновеино, такъ же волшебно и, казалось, безслѣдно исчезли, и мѣщанка онять уже сидѣла на стульчикѣ въ классической позѣ каменной бабы со сложенными на животѣ руками.

Парни обошли остальныхъ торговокъ, но тѣ со-чувственнымъ шопотомъ, кивая и подмаргивая, совѣ-товали имъ хорошенько попросить тетку Хіону.

Парни' опять вернулись къ арбузообразной мѢ-щанкѣ.

— Уступи, тетка, — говорили парни. — Грѣхъ шкуру драть съ своего брата-мужика.

Тутъ Хіона встала, да и то не сразу, и обнаружила болыпую поворотливость и недюжинную рѣчистость.

* — Вотъ вы все ругаетесь, што я беру лишку, а

гдѣ ужъ тутъ лишку?! «Еле-еле душа въ тѣлѣ». Остуда одна и болыпе ничего...

— Ну, врешь, тетка, будетъ лясы-то точить.

— Это вы, видно, любите лясы точить, а я люблю дѣло и безъ дѣла даромъ языкомъ не ляскаю. Вы бы прикинули хорошенько. Первое дѣло, и баба загнула одинъ красный палецъ, права выправи...

— Права? Какъ же, чорта лысаго! Кабы права, изъ-подъ полы не продавала бы...

— А за лавку-то права надо выправить, али нѣтъ?! — и мѣщанка продолжала вычислять, загибая пальцы. — За вино заплати, городовому сунь, акциз-наго задобри, вонъ, — махнула она рукой въ сторону товарокъ, — съ сусѣдками подѣлись. А сама-то, што собака на цѣпи, къ будкѣ привязанная, дѳнь-деньской сиди, терпи и жару, и погоду, и стужу. Все здо-ровье растеряла съ этой съ торговлей съ несчастной. Это што же задаромъ, по вашему? Мнѣ-то пить-ѣсть надоть, одёжа-обувка-то треплется. Вѣдь въ чемъ мать родила стоять тутъ не будешь...

— Го-го, тетка, — захохотали парни, — да покажи только тебя голую, такъ всѣ подохнутъ отъ страху.

Й на обрюзгломъ ліщѣ- Шг°еіап-ка&?. аківд

въ родѣ улыбки, но она бѳзъ перѳдышки продолжала частить языкомъ:

— Вотъ вы разочтите-ка всѳ, такъ мнѣ лишку-то всего ничего и останѳтся... А вы пришли сюда, да еще лаѳтесь. Вѣдь васъ никто по шѳямъ нѳ толкаетъ. Торгъ — дѣло вольное, и запросъ въ карманъ нѳ лѣзетъ. Не подходитъ моя цѣна, такъ отъ чужихъ во-ротъ есть поворотоъ. Идите себѣ, откуда пришли, а лаяться нечего. Право...

Парни, — по мужицкому обыкновенію, — ни одному слову бабы не вѣрили, какъ вообщѳ нѳ вѣрятъ му-жики ни другъ другу, ни особенно людямъ нѳ ихъ средьі, но положеніе парней становилось безвыход-нымъ, потому что достать водки болыпѳ негдѣ было, и опи торговались съ бараночницей до цыганскаго пота. Въ концѣ-концовъ сладились-таки. Баба на цѣ-лыхъ три рубля продала имъ пресквѳрной, смѣшанной съ водой, водки, взявъ немного лишку противъ ка-зенной цѣны.