Всѣ молча взглянули на никого не обращавшаго вниманія старца съ той беззастѣнчивой безцеремонно-стью, съ какой разглядываютъ искалѣченную лошадь, обреченную на живодерню.
Леонтій вдовѣлъ шестнадцатый годъ. Въ ранней юности онъ — скромный, застѣнчивый, не знавшій жен-щинъ. полюбилъ дѣвушку изъ сосѣдней деревни. Де-вять лѣтъ тянулось это чистое чувство. Отецъ не про-тивился женитьбѣ Леонтія на Марьюшкѣ, но дѣвушка была больна чахоткой, и Прасковья слышать не хотѣла о союзѣ съ ней сына. Когда Леонтій просилъ ея благо-словенія на бракъ, она всегда отвѣчала ему одно и то же:
— Подумай, Левушка, надолго ли твоѳ женатоѳ житье-бытье будетъ? Родитъ тебѣ робенка и помретъ. Што за корысть, не успѣвши ожениться, остаться мо-лодымъ вдовцомъ да еще съ робенкомъ на рукахъ?!
На десятомъ году Леонтій упалъ матери въ ноги.
— Мама, благослови!,. . . ,
ш.еіап-кагак.ги
Стала-было старуха со своимъ обычяымъ душев-нымъ краснорѣчіемъ приводить прежніе доводы, но сынъ уперся.
— Не то што на годъ, а хошь на часокъ на одинъ, а пущай моей будетъ Марьюшка, а ежели не благо-словишь, мама, нонче же на столѣ лежать буду!
Мать уступила. Счастіе Леонтія и Марьюшки было полное, но продолжалось недолго. Никогда они ни на одинъ день не разлучались, никогда даже косо не взглянули другъ на др^га. Годъ спустя Марьюшка ро-дила Егора, а еще черезъ полгода скончалась.
Мужикъ лѣтъ пять подъ-рядъ плакалъ, не осушая глазъ, ожесточался и ропталъ на Бога. За красиваго, молодого вдовца, це пьющаго, съ достаткомъ, каждая дѣвка въ округѣ не прочь была выйги замужъ. Отецъ и мать хлопотали снова женить Леонтія, но когда упрашивали его ѣхать свататься, онъ такъ раздражался, какъ если бы ему наносили кровное оскорбленіе.
— Одно.солнце на небѣ, одна любовь на сердцѣ, — говаривалъ онъ. — Закатилось мое солнышко, видно, такъ Богъ судилъ, а другое меня не обогрѣетъ.
Онъ горячо привязался къ своему ребенку, самъ былъ для него и матерью, и нянькой, и во время его болѣзней сидѣлкой и потомъ признавался, что не будь у него Егора, онъ не вынесъ бы потери жены и нало-жилъ бы на себя руки. Бабы для него не существовали и чистотою жизни до сего времени онъ для всѣхъ одно-сельцевъ являлся недосягаемымъ примѣромъ. Когда мальчикъ сталъ подрастать, Леонтій, прежде не знав-шій вкуса вина, началъ понсмногу пить; къ ребенку сталъ относиться все суровѣе и строже и за малѣйшую провинность или оплошность билъ жестоко.
За ужиномъ Леонтій приступилъ къ тому дѣлу, ко-торое занимало его съ того самаго дня, когда онъ уз-налъ о несчастіи съ покойнымъ зятемъ. Ему хотѣлось перетянуть къ себѣ на житье сестру, потому что безъ
