Ратники недавно поужинали. Часть дружины стояла в дозоре, а те, кому менять полагалось дозорных, спать не ложились, ночь была уж очень хороша, ночь на Ивана Купала. И места добрые здесь, на берегу Хопра, по южной границе княжества Рязанского. Вот уже третью неделю стояли ратники Коловрата, ожидая очередной вылазки хана Барчака…
— Дядь, — обратился Федот Малой к Медвежьему Уху, — про «огонь-цвет» расскажи. Ведь его только в сегодняшнюю ночь и сыскать можно… И еще говорят, что ты про все знаешь.
Был Федот еще безусым парнем, пошел он с дружиной впервые, смиренный был, приучен уважать старших. Молодого ратника в дружине приняли тепло, хоть и подсмеивались над ним, по-доброму, беззлобно, понимая, что Федот Малой — это они сами в минувшие годы.
— Я-то что, — молвил Медвежье Ухо, — знать знаю, да язык коряв, не на то даден, чтоб говоренки складывать, больше по каше язык мастак. Сотника надо просить.
— Ладно вам, — откликнулся сотник Иван, — не до говоренок. Завтра ране выступаем, спали б лучше.
Замолчали ратники. Были их мысли далеко отсюда, в Рязани-матушке, где остались жены, матери и ребятишки. От шумного гулянья в честь Ярилы — древнего поверия о том, как полюбило Солнце Землю — никто б из них не отказался, да что поделаешь, если тревожат родную землю враги, и не будь удальцов и резвецов рязанских здесь, у Дикого Поля, никаких праздников на Рязанщине не было бы вовеки.
Менять стражу отправился Иван. А воевода Евпатий Коловрат прилег у костра. Так, незаметно, и задремал.
Пробудил Евпатия боевой клич. В один миг он был на ногах. Дружинники спешно разбирали оружие, ржали кони.
Вот ворвался в лагерь гонец, подлетел к конному уже Коловрату и, задыхаясь, прокричал:
— Тревога, братья! Тревога!..
Тревога оказалась не то чтобы ложной, но и не тревогой вовсе, потому как биться рязанским удальцам было не с кем. Через Хопер переправилась конная группа половцев и на посты напоролась. А ночь едва на уход пошла, в темноте и не разобрать — двадцать ли конников вылетело на сидевших в дозоре ратников али все двести и поболе.
Иван тогда находился у дальнего края стражи, но клич услыхал и отправил к отряду гонца поднять в лагере тревогу, ведь береженого бог бережет…
Был у князя Юрия Рязанского неплохой товарищ, хоть и не русской веры, — дальний родственник хана Барчака, хан Куштум. С половецкой родней Куштум не ладил, а с рязанцами и торговлю вел, и в гости ездил, старался все дела обделать добром и миром. Это он и переправлялся через Хопер, собираясь в Рязань с важной, как сказал он Евпатию Коловрату, вестью для Юрия Ингваревича.
