— Не может быть.
— Вас все еще волнует Пэт?
— После того, как он сбежал от меня, — нет. Но смерти он не заслужил.
— И вы тоже не заслужили того, что получили. Вы неудачно вышли замуж и легли в постель с другим тоже неудачно. Почему вы не вырветесь из этого круга, хотя бы на время?
— Чтоб остаться с вами? — Мэвис чуть отодвинулась, повернула ко мне голову; я почувствовал, что она вздрогнула.
— Я имел в виду не это… Со мной вы не будете в безопасности, Мэвис. Но… у меня есть друзья в Мексике, я могу отправить вас туда на самолете, и там вам никто и ничто не будет угрожать.
— Не знаю… Я не знаю, что делать. — Ее голос беспомощно задрожал. Начинающийся рассвет выбелил мрамор ее усталого лица. Огромные глаза потемнели, зрачки блуждали, ни на чем не могли остановиться, а морфий неумолимо закрывал веки.
Мэвис не могла принять решения. Я сделал это за нее. Взяв ее под мышки, поднял на ноги.
— Вы поедете в Мексику, Мэвис. Я буду с вами в аэропорту, пока вы не сядете в самолет.
— Вы очень милы, вы добры ко мне, Арчер.
Она пошатнулась, вновь схватила меня за запястья, припала к моей груди.
С моря послышался лай плюющегося, задыхающегося мотора. Потом он перерос в сплошной гул, и в поле зрения возник катер, держащий курс на мол. Его темный острый нос словно ножом резал расстеленное перед ним металлического оттенка полотно воды. В кабине катера был виден мужчина, который разглядывал мол в бинокль, — жаба с выпученными глазами.
Мэвис безвольно повисла на моих руках. Я встряхнул ее.
— Мэвис! Нам надо бежать.
Ее глаза приоткрылись, но я увидел только белки.
Я поднял ее на руки, пошел по сходням наверх. Поздно! Я пропустил момент, когда в предрассветных сумерках на молу оказался мужчина, который теперь сидел на корточках, мужчина в полосатом льняном костюме и льняной шляпе. Это был Меллиотс. Он поднялся с корточек и быстро загородил мне дорогу, этакий огромный рояль, приземистый и широкий, но движения его были легки, словно у танцора. На грубо вырубленном лице ярко сверкали глаза.
— Отойди с дороги!
— И не подумаю. Поворачивай-ка обратно, спускайся вниз.
Женщина, лежащая у меня на руках, вздохнула и зашевелилась. Я ненавидел ее так же, как преступник наручники. Драться я не мог. Бежать было слишком поздно. Мужчина держал правую руку в кармане своего льняного костюма, угрожая явно не одним кулаком.
— Ну, давай спускайся, шагай к берегу, — приказал он.
За моей спиной заглох мотор. Я увидел, как подплывает к причалу катер, как моряк с ничем не примечательным лицом отвернул руль и выпрыгнул на берег, держа в руке бакштов. На палубе сидел Килборн, светился благодушием. На его толстой шее висел бинокль, а на коленях примостилась двустволка.
