– Ну что, – сказал мужчина, – воды дашь попить?
Бузя неуклюже вскочила, пошатнулась, сдвинув подальше с лица привычный платок, мужчина поддержал ее за локоть. Скрылась в дверном проеме, судорожными движениями схватила чистый котелок, черпнула воды из бочки.
Мужчина продолжал стоять у порога, подставив усы солнцу, спокойный и добродушный. Взял котелок и с удовольствием, большими глотками, выпил все.
– Так это… – сказал, словно речь шла о чем-то будничном, словно бывал тут каждый день, – когда хозяева вернутся?
Девушку била крупная дрожь, и она стояла, вжавшись спиной в неотесанный горбыль, которым обложили избу снаружи.
Что там случилось? Бунт? Отца убили? Что хорошего может принести чужак? Для ее семерых уж точно ничего, и для нее самой вряд ли.
– Ушли вчера, думаю, послезавтра будут, – глухо ответила, кроша ногтями трухлявую кору с капельками застывшей смолы.
– Эй, ты чего? – спросил мужчина. – Чего ты? Я же свой. Ну, свой я…
– Свои у каждого свои бывают.
– Да это ты брось, – добродушно протянул усач, – уж не убивать я сюда пришел. Ни их, ни тебя. Гляди-ка… – озорно блеснув глазами, он скинул с плеча вещмешок, сел на корточки, порылся там и, как сокровище, бережно, словно живое, вынул что-то, завернутое в несколько газетных листов. Бузя склонила голову набок, пытаясь прочитать заголовки. Среди скомканных полос появился глянцевый красный бок. Яблоко. Словно вся радость пережитой зимы, все облегчение отступивших болезней были теперь в этом яблоке. Ведь в бреду, умирая, она больше всего на свете хотела именно этого – казалось, съест яблоко – и болезнь пойдет вспять. Она собирала все силы, цепляясь за него ускользающим сознанием, пыталась удержаться, представляя его, примеряя в руку, ощущая его запах…
– На-ка. Гляди, какое.
Яблоко, вобравшее в себя без остатка солнечный свет, предназначенный для болотисто-оливковых квадратов на отцовской карте, удобно улеглось в ее ладонях.
– Ой, спасибо…
– Бери, бери. Я тебе, а ты – мне.
Бузя отшатнулась, но яблоко не выпустила.
Тряхнув головой и разгладив усы, мужчина сказал:
– Да ты что подумала, дуреха! Поесть дашь? И отлежаться пару часов с дороги, мне любой сарай или сено подойдет.
– Там и баня есть, я могу натопить…
– И меня потом голого ваши сцапают… не, в баню я потом пойду, как вернусь. А ты бери, бери, ешь. Вон там еще у меня есть. Батька твой просил передать.
– Батька? Так почему вы были так долго…
– Долго? Ишь, шустрая какая… на, вот, бери все, – еще нагрузил ей в сложенные на груди руки завернутые в газету яблоки, задев на пороге, чуть толкнув, вошел в избу.
