– Так пусть войдут, – сказал епископ, – чего же мы ждем?
Секретарь открыл двери, и вошел огромный, одетый по-городскому человек, за ним следом в приемную протиснулось несколько крестьян, и наконец внесли на носилках могучую женщину, такую полную, что ее вместе с носилками пришлось в дверях несколько поприжать. Огромный человек снял шляпу и громыхнул так, что задрожали стекла:
И протопал через всю комнату, чтобы поцеловать перстень на руке епископа.
– Бог вас услышит, – сказал епископ, – даже если вы будете петь не так громко.
И хотя все это было так оглушительно и назойливо, он подумал: бас, а его нам как раз не хватает в соборе для Те Deum laudamus [10]. Крестьян и женщину великолепие помещения, высоких окон, блестящего пола, картин на стенах, скульптур, величие всей сцены с епископом в белом парике и его секретарем, тоже в парике, заставило пасть на колени. – Прошу вас, – сердито сказал епископ басу, – если хотите стать предводителем паломников, наденьте снова парик на голову, и пусть сударыня встанет. Могучий человек поднялся и несколько растерянно посмотрел на парик, который держал в руках. Он не мог понять, как он там оказался, он не заметил, что вместе со шляпой в знак своего почтения нечаянно стянул с головы и его. – Мое имя Михаэл Кумердей, – сказал он, смутившись, – я из Словенского Градца, торговец, торгую кожами, вином, лошадьми. – Он быстро вернул парик на подобающее ему достойное место. Парик внушает больше уважения на голове, нежели в руках. Поглядывая на свое отражение в стекле за спиной епископа, он пытался понять, правильно ли надел парик. Четверо крестьян с трудом поставили женщину на ноги. – Это Магдалена, – сказал предводитель паломников, – моя жена. – Ладно, ладно, – ответил епископ. – Хорошо иметь при себе заботливую жену в такой долгой дороге, сулящей множество трудностей, я уж не говорю – искушений. А еще лучше иметь всегда твердую веру и молитву. Кое-кто во время паломничества об этом иногда забывает.
– Когда будете петь во славу Божию, – добавил он, – вас будет далеко слышно.
– У меня не очень хороший слух, – пробасил Михаэл, – но зато я очень благочестивый и очень порядочный.
Женщина быстро закивала, крестьяне, жавшиеся у дверей, тоже подтвердили, что Михаэл – очень порядочный человек. – Я знаю эти дела, знаю многое о путешествиях, о ценах на ночлег и питание, о найме телег и лошадей, о больных и здоровых, о честных людях и жулье, знаю обыкновения, обычаи в чужих краях. – Епископ спросил, осознает ли предводитель паломников, староста Михаэл Кумердей, какая на него ложится ответственность? Михаэл загудел, говоря, что осознает, какая это великая честь и огромная ответственность. Разумеется, сопровождающие его господа, – и он указал на жавшихся у дверей крестьян, – подтвердят, что он знает дороги и людей отсюда до севера, до Пруссии и холодного моря. – Магдалена добавила, что Михаэла знают все, в каждом приюте для странников, в каждом трактире, и крестьяне, подтверждая, кивнули. Михаэл начал перечислять трактиры от Любляны через Беляк до Зальцбурга и далее. Епископ поднял руку, для его больной головы в комнате становилось слишком шумно, он пропустил мимо ушей названия многих монастырей и приютов, уловил только, что где-то уже в Ландсхуте, да, именно там, есть корчма «При Святой Крови». – «При святой корове», – сказал стоящий у дверей крестьянин – он не смог удержаться от своего грубого острословия, и все ухмыльнулись. – Крови, – поправил его Михаэл, Heiligenblut,
