— Да? — удивился тот. — Я вообще-то не люблю Латинскую Америку.
— У тебя так получилось. Страстно, пылко, жадно…
И она вдруг захохотала.
— Ты чего? — недоумевающе спросил Гульков.
— Смешно, — коротко ответила Светлана.
— Какая ты, Света, все же непредсказуемая! — покачал головой Дмитрий, протягивая руку за сигаретами.
— Это свойство женщин. Вернее, это то, к чему все женщины стремятся, но не всем удается.
— Тебе удается.
— Тебе кажется… — ответила Воронова, сложив губки бантиком. — Вообще ты многого обо мне не знаешь, несмотря на то что со мной спишь.
— Чего же, например?
— Я не стану тебе этого говорить, — улыбнулась она. — Потому что если я все расскажу, то ты потеряешь ко мне интерес.
— Ой, господи, ну что за дурацкие тайны! — несколько раздраженно произнес Гульков.
— Почему дурацкие? А, впрочем, я же дурочка! Самая натуральная ду-роч-ка! И если тебе так интересно, то я буду ею в твоих глазах и впредь.
— Я не настаиваю на том, что ты дурочка.
Воронова загадочно улыбнулась и кокетливо покачала головой.
— Нет, я дурочка, — засмеялась она. — А Галина — она была умной женщиной. Поэтому и умерла, наверное…
— Ты знаешь, почему она умерла? — напрягся Гульков. — И кто ее убил?
— Нет. — Она повернулась к Дмитрию и пристально посмотрела на него своими выразительными серыми глазами.
— Вообще, конечно, вопрос не праздный, — сказал Гульков. — И обстановка в газете крайне напряженная. Мне, как человеку равнодушному ко всему, что не касается лично меня, это не доставляет особого дискомфорта. К тому же меня подозревают, пожалуй, меньше всех… Но и я начинаю нервничать. Вообще наша богадельня, по-моему, скоро развалится.
— Это еще почему?
— Калягин не справится с ситуацией и будет вынужден передать все бразды правления Маточкину.
— Может быть, — задумчиво сказала Воронова. — И это, кстати, не есть хорошо.
— Тебе-то какая разница?
— Разница есть. Маточкин — человек более жесткий. И с ним придется несладко.
— А мне — так все равно. Лишь бы зарплату платили. Кстати, возможно, тебе это покажется циничным, но без Галины обстановка в редакции будет более спокойной. Когда все уляжется, разумеется… Она со своей экспансивной натурой во все вносила нервозность.
— Ужасную! — поморщилась Воронова. — Ужасную! Но еще большая нервозность наблюдается сейчас.
— Я же говорю, спокойно будет, когда все уляжется, а наступит это довольно скоро — я слышал, даже Кроль перестал пить и в понедельник появится на работе.
— Было бы хорошо, если бы все успокоилось. Стало бы так классно, — мечтательно произнесла Воронова.
