— Там вообще девчонка проживает, — небрежно кивнул он большим пальцем в сторону двери Маши Соколовой. — Молоденькая…
Милованов, жизненная активность которого была своего рода стержнем, на который нанизывались разнообразные желания и стремления, не был чужд всему человеческому и потому заинтересованно переспросил:
— Молоденькая, говоришь?
— Угу, — согласился Болек. — Только это… Она какая-то тихоня, забитая слегонца… И жених у нее такой же пристебнутый… Во! — неожиданно на лице волосатика возникло выражение, как будто он только что сделал поразительное научное открытие. — Вы напротив сходите, в другую квартиру. Там один мужик живет, он квартиру выкупил и ремонт недавно отгрохал. Наверняка у него эта фигня есть!
— Чего ж ты раньше не сказал? — нетерпеливо воскликнул Милованов. — Голову морочил… соседей порочил…
— Ну, не у всех голова, как «Пентиум», е-мое! — обиделся Болек и посмотрел на Ларису, как бы ища у нее поддержки.
Лариса же, с недоверием относившаяся к молодежи, которая вместо занятий общественно полезным делом прожигает свои лучшие дни, отвернулась.
Болек обиделся еще больше. Его явно задело, что единственный, можно сказать, раз он проявил неравнодушие, а его еще и морально оплевали. Он состроил привычную ухмылочку на лице и, развернувшись на шлепанцах, вернулся в комнату.
— А кто там проживает, напротив-то? — спросил Милованов у Ларисы.
— Вам же объяснили… Идите и познакомьтесь. В общем, я, наверное, пойду, у меня еще куча дел с оформлением квартиры, — сказала Лариса. Внутренне она была благодарна Болеку за его словоохотливость, поскольку он добавил к портретам обитателей коммуналки несколько новых штрихов. Ларису же в силу ее пытливой и неугомонной натуры не оставляла мысль самой докопаться до истинных причин трагического происшествия.
Милованов тем временем вышел на лестничную площадку и позвонил в дверь напротив. Она, в отличие от хлипкого деревянного, видавшего виды затвора коммуналки, была железной, оборудованной различного рода модерновыми украшениями и «глазком».
Спустя полминуты на пороге появился молодой мужчина лет двадцати пяти в безукоризненной белой рубашке, модных летних штанах и с пейджером на поясе. По всему было видно, что он собрался выходить.
— Вы ко мне? — несколько удивленно спросил он, подозрительно оглядывая спецовку Милованова.
— Да… Я дико извиняюсь, у вас гвоздодера не найдется, а то мы здесь ремонт, понимаешь, делаем, а инструмент дома забыли.
