Двери, рыбьим зубом отделанные, растворились. Растворились, в гостевую пригласив хозяина. Один здесь гость посетил меня — купчина горемычный, с него-то все и началось. Да полно, началось ли? Или продолжилось то, что Темной Феей в стародавние времена измыслено было? И узнать, проверить — дело нехитрое, захочу — покажет зеркало, что есть, было и в грядущем мне уготовано, да руки не поднять… Даже голосом ответа у правдивого стекла не потребовать.
Венецейских мастеров работы, глянул на меня голубой призрачный глаз. Отразились в нем стены яшмовые, кресла с гнутыми ножками, пурпурным бархатом крытые. Гобелен на стене — с охотой моего отца, средь зеленых дубрав несущегося. Удвоились витые колонны, дверной проем обрамляющие. Помедлив — чурается уродства прекрасное стекло, — воссоздало и мой образ сумрачный. Глянул пристально, глаза в глаза, ухмыльчато — то ли зверь лесной, то ли чудо морское мерзкое. Руки-крюки, на пальцах когти кинжалами. Ноги лошадиные, копытами венчаны, спереди-сзади — горбы великие верблюжьи. Весь мохнатый снизу доверху — золотой парче не укрыть беды. Изо рта кабаньи клыки торчат, смрадная слюна каплет. Нос крючком, как у беркута, а глаза совиные.
О судьбе своей что ж тут спрашивать?
Поднял руку. Не руку человечью — лапу страшную, когтистую. Пробежала рябь по чудо-стеклу, затуманилось зерцало, умерла в нем душа. Не покажет больше мира дивного, многоцветного, не покажет и моей маски-личины пожизненной. Послушны мне вещи — постиг их тайны. Черту, от мира живого меня отделявшую, и ту разомкнуть, преступить могу. Не властна она надо мной более — куда восхочу, в сей миг перенесусь. Одного не дано мне, одно не силам — скинуть личину скотскую, что надела на меня Фея Темная, проклятущая. Ну а в ней-то ведь все без радости. Хоть во граде, хоть в пустыне, хоть в глухом лесу — от людей бежать все едино мне.
Мнилось прежде, Черта — вот беде беда. Отделила людей от меня, отрезала. А на деле-то ровно щит она, словно матушки ладонь укрыла меня от них. Заказала им путь сюда. Со смехом, со страхом, с бездушьем их.
Как сумел тот купец миновать Черту? Как пробрался, проник во дворец ко мне? Как нашел мой сад, где цветет цветок — диво дивное изо всех чудес? Мой маяк в ночи, мой огонь в груди…
Раскинули стрелки часы — будто навзничь упав, разбросали руки. Не вернется Аленушка, закатилось мое красно солнышко. Меньше пяти часов осталось. Меньше пяти…
По зеленому мрамору во зеленый сад. Так и прежде шел, зная верно, я: не минует пришлец моего цветка. Краше нет его в белом свете всем! Он сорвал его — не сорвать не мог, ох и зол я был, опоздав на миг! Сердце мне купчина вырвал, а пользы чуть. От моих земель до его хором верст немерено, троп неторено…
