— Войдите, — говорит Изумрудов.
Дверь открывается, и перед изумленным Степаном Александровичем предстает его прежний сосед. Весь взмыленный, волосы взлохмаченные, чуть дышит и левой рукой за грудь держится.
— Простите за вторжение, — выдыхает он и несколько минут молча ловит воздух открытым ртом, словно спринтер, закончивший дистанцию. — Вам черная такая записная книжка не попадалась? — наконец выдавливает из себя и замирает — вовсе дышать перестал.
— Попадалась, — отвечает Степан Александрович, лезет в тумбочку и протягивает бывшему соседу записную книжечку. Тот ее схватил, засветился весь, расцвел, как майский день.
— Спасибо, — говорит. — Не знаю, как вас и благодарить. Требуйте что хотите, все исполню!
Степан Александрович улыбнулся — приятно человеку радость доставить — и рукой машет, мол, какая там еще благодарность.
— Нет, я серьезно, я многое могу! Требуйте что хотите, рад буду ваше желание исполнить!
«Ну чудак, — думает Степан Александрович, — что бы у него попросить, чем бы его ошарашить, чтобы он в себя пришел?»
— А что, пожалуй! Не могли бы вы мне бессмертие организовать?
Тут чудак этот несколько опешил, странно так посмотрел, прищурился.
— Сделаем, — говорит.
Заглянул в записную книжку и начал быстро-быстро что-то себе под нос бормотать, а руками пассы забавные делать. Минут пять побормотал, руками помахал и уставился на Изумрудова как на чудо чудное, диво дивное.
— Готово. Что в моих силах было — сделал. Полного бессмертия, конечно, гарантировать не могу — никто не застрахован, — но болезни и старость вам теперь не грозят.
Степану Александровичу боязно стало, и смешно, и неуютно как-то. Но все же он улыбочку ироническую из себя выдавил. Улыбка эта бывшему его соседу не понравилась.
— Зря улыбаетесь. Что у меня, лицо такое, что никто всерьез не воспринимает? Я ведь чудо, можно сказать, совершил, могли бы хоть удивиться! Хотя то, что вы мне записную книжку вернули, теперь некоторые тоже как чудо бы расценили.
И погрустнел, приуныл, скуксился весь.
Слушает его Степан Александрович и никак не может улыбку с лица прогнать. Страшно ему — ну как парень-то этот ненормальный — и неудобно: хоть и псих, а старается, хочет ему, Изумрудову, приятное сделать.
А чудак, словно его мысли прочитал, говорит:
— Хорошо, в конце концов это естественно, что вы мне не верите. Как бы вам доказать, что я вполне нормальный и за свои слова полностью отвечаю? — И начинает глазами по комнате шарить. — Ага, вот, — схватил с тумбочки газету и пальцем в один из заголовков тычет: «Новое средство от крыс». Вы легенду про Крысолова помните?
