Через месяц показал десятка три страниц единственному оставшемуся в нашей редакции члену Союза писателей Виктору Александровичу Старикову. Часа через два он сам не пришел даже, а вбежал в мой кабинет, и объявил с оттенком удивленной растерянности в голосе:
— Послушай, да это же куски настоящей прозы!
По реакции В.А. Старикова я сообразил, что подкупил его сущим пустяком — простым, естественным, безыскусным изложением событий. И все-таки временами задумывался: а правильно ли это? И не удержался, отдал-таки дань литературным завитушкам — их можно было легко обнаружить в первоначальном тексте рукописи и, в особенности в первом названии романа — "Млечный Путь". Завитушки эти сейчас же обнаружила Лидия Сейфуллина, когда решался вопрос о приеме меня в Союз писателей СССР в конце ноября 1951 года. К тому времени я был уже отозван из Вены в Москву и работал в Военном издательстве. Вел заседание Секретариата Союза его генеральный секретарь Александр Александрович Фадеев. И поскольку моя фамилия начиналась с буквы "а", с меня всё и началось. Открыв заседание, А.Фадеев предложил принять меня сразу, минуя предусмотренный уставом кандидатский срок, в члены Союза. Первой взбунтовалась сидящая в первом ряду маленькая-премаленькая старушка. На белой, седой ее голове были, казалось, одни огромные черные глазищи, которые еще более расширились в страшном гневе.
— Саша! — кричала она, обратившись к председательствующему. — Ты с ума сошел. Кого ты предлагаешь принять в члены без кандидатского стажа?! — И обратившись уже ко всем другим членам секретариата Союза, продолжала: — Посмотрите, люди добрые, что он делает, этот молодой человек, — (это она уже обо мне). При этом она судорожно листала страницы опубликованного в журнале романа "Солдаты" и, найдя, что было ей нужно, громко читала: "Уранов медленно тянул из своей головы непрочные нити обрывочных нитей…" Каково! Не голова у того Уранова, а какая-то, простите, вьюшка! Нет, нет, если и принимать Алексеева, то разве лишь кандидатом!
В Дубовом зале Дома литераторов, где происходило заседание, захохотали, и больше всего, ядренее всех, как мне казалось, хохотал Фадеев, да еще и попросил:
— Лидочка, а ну-ка еще раз прочтите то место.
Лидочка с радостью исполнила его просьбу. Маститые писатели еще громче засмеялись, а с ними вместе и Фадеев.
Сердце мое куда-то убежало далеко вниз, может быть, в пятки. Я решил, что меня после всего этого не то что в члены, но и в кандидаты-то не примут.
