— Я знал о махинациях, которые вызвали эту «грязную войну», — медленно произнес Дэвид. — Но я не сделал ничего, ровным счетом ничего, чтобы разъяснить людям истинное положение вещей. А ведь, по существу, все было заранее спровоцировано. Вот почему я чувствую себя ответственным за смерть Роба, да и не одного Роба, а сотен других юношей. Да, я не сделал ничего, чтобы воспрепятствовать их отъезду в Корею. Напротив того, я горячо поддерживал эту войну. Такова была политика пашей газеты. Я внушал этим мальчишкам, что, вступая добровольцами в действующую армию, они совершают прекрасный, героический поступок. Из писем Роба вы знаете, что сам он думал об этом подлом деле, когда увидел все своими глазами. «Кровь и мерзость, — писал он, — с меня хватит…»
Глаза Гвен, расширившиеся при воспоминании о брате, наполнились слезами.
— «Жду не дождусь, как бы выбраться отсюда!» — писал он в своем последнем письме. А сам умирал… раненный, пролежал несколько дней в снегу, пока его не нашли уже мертвым, рассказывал Брайан Макнамара. Нет, я не могу этого вынести!
Гвен вскочила и выбежала из комнаты.
Стиснутые руки Дэвида побелели в суставах.
— Я тоже не в силах переносить мое горе, — произнес он, — и чувство моей вины.
— Ты только терзаешь себя и нас, — жалобно пролепетала Клер, — Робу уже все равно ничем не поможешь!
— Знаю, — устало вымолвил Дэвид, — но я должен был высказать все.
— Папа, ты правильно сделал, что ушел из газеты. Я убеждена в этом! — воскликнула Мифф, желая уверить отца в своей любви и преданности.
— Я надеюсь, что моя отставка не внесет больших перемен в вашу жизнь. — Дэвид взглянул на нее с извиняющейся улыбкой. — У мамы по-прежнему останется дом и машина. Вы, дети, от меня больше не зависите. Мне, разумеется, придется начинать все с начала, и нам, вероятно, придется нелегко.
— Чем же ты собираешься заняться? — спросил Нийл, обеспокоенный тем, как скажется на отце потеря высокого положения и регулярного дохода.
— Не знаю, — Дэвид поднялся со стула, легким нервным движением распрямил плечи. Затем подошел к камину и бросил на тлеющие угли охапку сухих веток. В их ароматном дымке ему почудился запах цветущих деревьев, и он ощутил тоску по далеким и мирным холмам, где эти деревья росли.
— Я мог бы заняться журналистикой, не связывая себя ни с какой газетой, — медленно произнес он, — но сначала мне хотелось бы немного побродяжить и подумать на свободе, как лучше употребить остаток жизни. Я многое упустил, сидя взаперти в своей злосчастной редакции. Я прилагал все силы, добиваясь успеха ради успеха. И пришел к выводу, что все мои старания ничего не стоили. Они только опустошили душу. И вот сейчас мне хочется понять, какому же делу стоит отдать свой ум и свою энергию.
