Хотя нет. Вот опять. Дзинь-дзинь. Ну конечно! И негромкие удары подкованных копыт о землю.
Из темноты выплывает силуэт всадника. Конный едет мерным шагом, как видно никуда не торопясь, несмотря на неподходящее время для прогулок. Порывы ветра, налетая, поднимают полы его плаща, треплют гриву и хвост скакуна. Впрочем, фигура всадника настолько основательна и дышит таким спокойствием, что кажется, не только ветер, но даже песчаная буря или огненный шквал не вышибут его из седла.
Яркий отблеск луны отражается серебром от металла поручей. Капюшон толстого дорожного плаща закрывает лицо. Рукоять тяжелого меча, висящего за спиной, торчит из-за левого плеча. Большой круглый щит, окованный железом, приторочен к седельным сумкам.
Сомнений нет, это воин. Но кто он, почему один? Что делает в этой глухой темной ночной степи?
Дойдя до несчастного, валяющегося словно куча мусора на дороге, конь остановился. Наклонил свою большую морду к грязной руке, настороженно прядает ушами.
Всадник, похоже, не торопится слезать. Молча глядит вниз, перебирая поводья.
Мерно текут минуты. И вот слабый стон, больше похожий на шелест травы, доносится снизу. Дрожащая рука протягивается к всаднику. Человек, распростертый ниц, кажется, хочет что-то сказать. Наконец это ему удается.
– М-м… всадник, – молчание, – я умираю… помоги мне. – Он делает большие паузы, как будто собирается с последними силами для каждого слова.
– От чего же умираешь ты, несчастный человек? – Голос всадника приглушен капюшоном. Он не выражает никаких эмоций.
– От холода лужи, в которой я лежу… От темноты ночи, которой нет конца… От злой беды, что настигла меня…
Поднятая из лужи грязная рука бессильно падает обратно, подняв маленький фонтанчик брызг.
Всадник молчит. О чем он думает? Одному Богу известно.
– Так что за беда постигла тебя, грязный и мокрый человек?
Ответа не последовало. Вопрос утонул в вате безбрежной тишины. Безмолвный всадник, похоже, уснул в седле.
Ответ прозвучал, когда стало казаться, что его не будет.
– Это… все… зверь.
Опять тишина. Лунный свет мерцает на доспехах воина. Волны чернобыльника бегут в неведомую даль.
– Когда я был молод, – снова затеплился огонек жизни в луже, и дрожащий голос продолжил, – и только вышел на эту дорогу, я вознамерился пройти ее всю. Как бы длинна она ни была.
Я познал радость пути. Когда мои ноги гудели от усталости, я почитал это за высшее удовольствие. Потому что знал: это оттого, что я иду. Это оттого, что мои мышцы становятся крепче и их силы хватит, чтобы одолеть дорогу. А большего я не желал.
