Однако предложение Бара предать гласности беседу Аденауэра со Смирновым заставило его задуматься.
— А не носила ли беседа посла с канцлером конфиденциального характера?
Я промямлил какую-то банальность насчет того, что все тайное со временем становится явным и что конфиденциальность беседы была уже частично нарушена самим Аденауэром. В телевизионном выступлении накануне отставки он признал, что в свое время направил письмо Н.Хрущеву с предложением установить десятилетнее перемирие между СССР и ФРГ.
— Ну, если вы с Баром и впрямь так думаете, давайте разыщем этот документ и… В конце концов, восстановление истины — дело благородное.
Сдержаться и не поделиться новостью с Баром было свыше моих сил, и я поспешил дать ему знать по телефону, что дело слаживается.
Через несколько дней я получил подтверждение, что такой документ действительно имеется в архиве Министерства иностранных дел, но показать мне его не могут, поскольку он находится у министра.
Дело оставалось за немногим: снять копию, показать ее в Германии и договориться о времени публикаций.
Уверенный, что так и получится, я победно-уверенным шагом направился на прием к Громыко.
Как обычно, министр усадил меня в кресло напротив и вместо долгожданной бумаги предложил мне длинный экскурс в глубины этики дипломатических отношений.
— Я ознакомился с документом, — начал он не спеша и похлопал по лежавшей перед ним тонкой папке, в которой, как я выяснил тут же, едва выйдя из министерского кабинета, упомянутой бумаги не было. После ознакомления накануне министр отправил ее обратно в архив. — Это — запись доверительной беседы нашего посла с Аденауэром. В ней немецкий канцлер действительно определяет в отношении СССР позиции аналогичные тем, которые сейчас занимает Брандт. Более того, нет сомнения, что опубликование этого документа в печати ослабило бы сегодня в значительной мере позиции противников Восточных договоров. Но это сегодня!
Громыко многозначительно поднял указательный палец вверх и повторил:
— Да, да, именно сегодня. А назавтра нам не подадут руки и впредь станут разговаривать лишь при свидетелях. И что тогда? Тогда получится, что ради сегодняшней выгоды мы разрушили нечто нерукотворное: высочайшую пирамиду доверия, которую сами же сооружали десятилетиями. И это коснется не только нас, но и следующие поколения советских дипломатов.
Согласитесь, ведь мы не последние жители этой планеты. Поэтому я считаю, нам надо удержаться от сиюминутного соблазна. Я говорил с Андроповым. Он того же мнения.
