Тайный канал | страница 49



Инициатива всегда наказуема, и оппозиция приложила все усилия, чтобы изобличить правящую коалицию во лжи. Это обстоятельство вновь подтвердило правильность принятого Брандтом и Брежневым решения — установить прямой канал обмена конфиденциальной информацией. Оба лидера получали возможность обсуждать самые щепетильные вопросы двусторонних отношений, не опасаясь, что вокруг обсуждаемых проблем начнется преждевременная возня, подогреваемая отнюдь не борьбой за интересы дела, а лишь борьбой оппозиции за власть.

Рассказав Громыко историю с каспийским буксиром, Брежнев не теребил больше его расспросами о ходе переговоров с немцами. Теперь министр, упреждая Андропова, по своей воле регулярно докладывал Брежневу об успехах своей дипломатии, причем похвалялся уступками немецкой стороне то в трактовании вопроса о «признании границ», то при увязке заключения соглашения об отказе от применения силы с приемлемым решением проблемы Западного Берлина.

Видимо, в те дни Громыко представлялся себе не только старейшим, но и самым гибким в мире министром иностранных дел. Однажды в начале июня 1970 года, во время одной из наших регулярных встреч с Громыко, министр вдруг поинтересовался состоянием здоровья и настроением Бара. Он пояснил, что, наблюдая за своим немецким партнером по переговорам, пришел к заключению, что тот находится не в наилучшем расположении духа.

Подтвердив наблюдение проницательного министра, я объяснил ему, что у Бара на сегодня нет никаких оснований для приподнятого душевного настроя, и аргументировал это доводами, которые, конечно, и без того были известны Громыко, внимательно, впрочем, меня выслушавшему.

Кампания, развернутая в Германии против статс-секретаря в связи с опубликованием так называемых «заметок Бара», нацелена была на то, чтобы обвинить его в превышении данных ему полномочий, неумении найти подхода к русским партнерам и чуть ли не в подыгрывании им, а также во всех прочих смертных грехах.

Впервые я увидел, как на лице министра вместо привычно непроницаемой гримасы появилось нечто вроде сочувствия.

— Я это заметил, — зазвучал его глуховатый голос. — Прошу вас, скажите господину Бару, что мы в ближайшее время постараемся сделать определенные шаги по укреплению его позиции. Я уже имел беседу на эту тему с Леонидом Ильичом, и мы обо всем договорились…

И Громыко умолк, довольный собой. Министр встал, давая понять, что аудиенция завершена.

Был конец рабочего дня, и серый поток чиновников дипломатического ведомства, разбавленный вкраплениями ярких заграничных платьев секретарш и машинисток, вынес меня на Смоленскую площадь. Заканчивался жаркий июньский день, и люди, обезумев от кабинетной пыльной духоты, рвались прочь из города.