Уэбб все еще до конца не понимал, что именно в этой рыжеволосой повергало его в подобное состояние, но она, безусловно, заводила его: слишком властная и более упрямая, чем мул на клеверном поле, колючая, и, черт побери, ее подозревают в воровстве. Уэбб постоянно напоминал себе о том, что Сахарная Энн — воровка, тупая лгунья и при этом его билет в собственное процветание.
«Но у нее небесная улыбка, от нее пахнет гарденией», — думал он, вспоминая точно такой же аромат, появлявшийся, когда мать обнимала его в детстве.
Мама.
Боже, как давно это было. Два колечка и несколько носовых платков в оловянной банке из-под печенья — вот и все, что от нее осталось.
Много лет подряд он, открывая банку, ощущал запах и вспоминал о ней. Через двадцать пять лет после набега индейцев аромат исчез, но Уэбб все еще хранил банку и ее содержимое. Сейчас она была заперта в салуне Форда Спенсера в Сент-Огастине.
От Сахарной Энн, может, и пахнет, как от его матери, но вовсе не материнские качества заставляют вставать дыбом его ночную рубашку, а вид ее зрелых грудей.
— Красивая, энергичная женщина, не так ли?
Уэбб забыл, что Престон Андервуд все еще в комнате.
— Да, она такая.
— Когда вы вместе, в воздухе трещит самое настоящее электричество.
Уэбб нахмурился:
— Мы как два дикобраза в кустах ежевики, не так ли?
Престон захихикал.
— Как человек, живущий восточнее вас, я всегда забавляюсь вашей техасской манерой говорить. Полагаю, эта цветистая фраза указывает на раздражение?
Когда Уэбб кивнул, профессор сказал:
— Я подобрал неточное слово. Это не раздражение. Неудовлетворенность, может быть. Есть притяжение, очень сильное, и я почти вижу искры, которые проскакивают между вами. Если бы наша Триста проснулась, я уверен, она согласилась бы, что ее дорогая Сахарная Энн и вы — идеальная пара.
— Профессор, вы грузите не тот вагон. Не придавайте вашим наблюдениям слишком большое значение. Я признаю, она симпатичнее кучи красоток — но не более того. Нет между нами ничего — никакого флирта, никакой игры, да и не может быть никогда. Я предпочел бы выбирать репей из хвоста скунса, чем иметь дело с ней.
Андервуд улыбнулся и посмотрел на него таким взглядом, что стало ясно: он не верит ни единому слову Уэбба.
— Мне кажется, джентльмен слишком сильно противится.
— Эта цитата скорее относится к леди, а не к джентльмену.
Редкие брови профессора взметнулись на лоб.
— Вы знаете «Гамлета»?
Уэббу надо было просто молча кивнуть, но гордость взяла верх.
