Держа перед собой темную бутылку, женщина метала в своего юного помощника громы и молнии. Разве могла хозяину прийти в голову мысль подать его светлости прокисшее вино?! Это для других клиентов. По всему видно, что его светлость понимает толк в вине, льстиво добавила она и хмыкнула, почти не шевельнув губами, отчего стала похожа на каменную горгулью.
— Кроме доброго старого вина, — продолжила она, — я могу поставлять отличных девочек. Ласковых, послушных и совсем недорогих…
Поглаживая свой серый льняной чепец, она ждала ответа. Но сытого осла есть не заставишь. И с чувством честно исполненных хозяйских обязанностей трактирщица с высоко поднятой головой вышла из комнаты.
Судья отвернулся к окну и кончиком пальца сделал круглый просвет в матовой пленке влаги на запотевшем холодном стекле.
Подгоняемые ветром, облака рассеялись, и на черном небе проступили искорки звезд. Дома на площади стояли впритык, подпирая друг друга. Их крутые черепичные крыши были параллельны улице, чего не скажешь о доме напротив. Обращенный коньком к постоялому двору и изолированный с обеих сторон, он был единственным, где еще светилось окно. Слабый свет свечей на мгновение закрыла чья-то тень. Должно быть, это вдова хозяйничает у себя на кухне.
Он представлял ее себе несколько полноватой и невысокой женщиной, резавшей сало или моловшей орехи. Среднего возраста. Точнее, вообще без возраста. Черный чепец плотно сидит на голове… Ничего подобного. Вот она появилась в оконном проеме — стройная и молодая, с непокрытой головой. Лица ее не было видно, но ему показалось, что оно не лишено приятности. Ее талию стягивал вышитый пояс. Неожиданно женщина подняла голову. Они находились примерно на одной высоте. Она шагнула влево. Осталось только прямоугольное пятно тусклого света.
Он мог бы поселиться у нее, а не у этой горгульи-трактирщицы. Но дама, очевидно, не испытывает недостатка в деньгах. Кроме того, она, должно быть, живет неизгладимыми воспоминаниями о покойном муже. Таковы многие молодые вдовы: они неприступны и озабочены сохранением своей репутации.
Она задула свечи, и ее силуэт в полумраке проплыл за окном, лишь слабо блеснул на талии шитый пояс. Судья вспомнил продолжение песни. Rosa quae moritur… «Умирающая роза». Unda quae labitur… «Отхлынувшая волна».
Он отвернулся от окна и взглянул на ожидавшие его листы с ботаническими мотивами. Сумерки окрасили бумагу в голубые тона. Он прикрепил к мольберту новую свечу. Ему нужны точные линии, четкие контуры.
