, бывший военный министр в правительстве Керенского; интересны и полезны были лекции по стратегии профессора А.А. Свечина
[9] — он был начальником информационного отдела ставки Николая II, генштабистом. Я учился в группе профессора Лигнау — большого знатока пехоты.
Учился я отлично. Взял всё, что один год мог мне дать».
Учился будущий маршал, победитель Манштейна, Шернера и других полководцев Третьего рейха действительно блестяще. С азартом. Командовать подразделением — это не агитировать за самый справедливый в мире строй и не прививать бойцам правила гигиены. Здесь требовалось иное искусство, которое создавалось веками, кровью побеждённых и восторгом победителей.
После успешного окончания Курсов усовершенствования высшего командного состава (КУВНАС) при Военной академии им. М.В. Фрунзе Конева назначили командиром стрелкового полка. Вернее, он сам попросился на полк. По сути дела, сделав такой выбор, он вынужден был пойти на понижение. Снял с петлиц ромбы, прикрепил шпалы. Сохранилась фотография середины 1930-х годов, где Конев, командир 50-го стрелкового полка 17-й Нижегородской дивизии. Ему чуть больше тридцати пяти лет. Красивое лицо с правильными чертами, светлые глаза. В петлицах три шпалы. Всё ещё впереди.
Весной 45-го Борис Полевой, записывая биографию Конева, спросил маршала:
— А почему именно на полк, Иван Степанович?
— А потому, что полководец начинается в полку. И как жалеют потом те, кто когда-то этой истиной пренебрёг. Прыгать через ступеньку в жизни вообще не стоит. Ну, а в военной деятельности перешагнуть через полк, по-моему, вовсе нельзя.
В 17-й стрелковой Нижегородской дивизии Конев получил тот самый полк, в котором служил комиссаром. И командовал им пять лет.
Конев и его поколение, к счастью для Советской России, успели научиться у генералов и полковников старой русской армии многому. Их, бывших, расстреляют в 1937—1938 годах. А в 1920-е и начале 1930-х годов они ещё преподавали в военно-учебных заведениях Красной армии. Они владели военной наукой, той наукой, какой добывали свои победы Суворов, Кутузов, Румянцев, Багратион, и, будучи талантливыми педагогами и наставниками, знали, как её привить лучшей части красных командиров. В конце концов, кроме Красной, другой русской армии в России не существовало.
Много лет спустя, уже после смерти Сталина, маршал Конев в беседе с Константином Симоновым о репрессиях 1930-х годов будет говорить с горечью. А о своих учителях — с восхищением. Но не скажет, как они погибли. За плечами уже будет жизнь, наполненная романтикой Гражданской войны (и с ней не хотелось расставаться), победами в Великой Отечественной войне, послевоенной службой, в которой чисто военное дело, армейская работа тесно переплеталась с политикой. Прошлое настигало. Но в нём виделось больше хорошего. Потому что служил он Родине, забывая порой и о семье, и о собственных нуждах и здоровье.
