— Пришел конец моему терпению! Слышите? — кричала она, наскакивая на старика и размахивая рулоном, в который были свернуты его рисунки. — Вы… вы — убийца! — тонко выкрикнула она. Мама не замечала, чти старик пытается сунуть ей в руку какой-то листок. В конце концов она взяла листок — это был новый рисунок гостя — и, не выпуская из рук рулон, разорвала, дано не удосужившись на него взглянуть. А Леонардо нарисовал специально для нее необыкновенно красивого ангела… Мама принялась между тем таскать вещи гостя к парадному входу, а когда старик потянул ее за рукав, желая успокоить, она резко обернулась к нему и визгливо крикнула:
— Убирайся вон!
Потом она убежала в библиотеку и разрыдалась, — наверное, понимала, что грубо вела себя с гостем, который был таким великим человеком.
Синьор да Винчи, обескураженный и оскорбленный, направился тем временем к папе. Ему и нужно-то было всего ничего — несколько приветливых слов, но папа был занят книгой и не желал отрываться от нее ни на минуту даже ради синьора да Винчи. Так что гостю пришлось повернуться кругом и выйти вон через боковую дверь. Мне хотелось последовать за стариком и утешить его, но тут в комнату с воплями ворвалась мама. Я стал невольным свидетелем семейной сцены.
— Уинстон, он должен куда-нибудь уехать, куда угодно… Пожалуйста, Уинстон!.. — рыдала она.
Но папа не соизволил поднять голову от рукописи, он даже не заметил маминого присутствия. Тогда мама издала новый душераздирающий вопль — так кричат глубоко уязвленные женщины — и заявила:
— Уинстон! Он хотел утопить нашего ребенка!
— Вот неблагодарный! — сказал он. — Если бы не моя книга…
— Твоя книга… — передразнила мама, близкая к истерике.
— Хорошо, хорошо, Лилиан! — торопливо согласился папа, который готов был на все, лишь бы успокоить маму. — Мы что-нибудь придумаем…
И они начали прикидывать, как им ловчее отделаться от синьора да Винчи. Мне стало настолько не по себе, что я поспешил выйти из комнаты.
Я уселся на заднем крыльце и постарался успокоиться. Вдруг двери сарая с силой распахнулись, и я увидел в чердачном окне силуэт, походивший очертаниями на птицу феникс. Огромные яркие крылья оглушительно хлопали. По всей их поверхности шли небольшие отверстия, которые то открывались, то закрывались. Сквозь них виднелась алюминиевая фольга, синтетическая пленка, перья и какие-то блестящие штуковины, которые переливались, словно драгоценные камни. Я смотрел на вздымавшиеся и будто дышавшие, как у какой-то фантастической бабочки, крылья, на человеческую фигуру в обрамлении этих крыльев, в богатом, украшенном драгоценностями старинном костюме, и не сразу сообразил, что передо мной синьор да Винчи, решивший покинуть нас навсегда.
