Серафина повесила телефонную трубку и закрыла свои темные глаза, погрузившись в мрачные мысли.
Сетт начал царапать когтями дверь, напоминая о своей миске, что было очень кстати — Серафина стряхнула охвативший ее страх.
Небо над Думвилем резко потемнело, и не только потому что наступил вечер. Его заволокла огромная туча, на город надвигалась сильная гроза. Для Хеллоуина такое ненастье столь же подходящая декорация, как снег для Рождества.
Было около пяти часов пополудни, когда засветились первые тыквы на подоконниках, а любопытный ветер начал гулять между оконными рамами и косяками, разглядывая только что сшитые костюмы и морковки, изображавшие «ведьмин палец» с очищенным миндалем в виде когтя.
Дождь еще не пошел, но первая молния вдали уже осветила небо, словно неисправный, искрящий неоновый фонарь.
Прохожие в Думвиле ускорили шаг. Улицы города опустели, а жители попрятались в магазины и бары или постарались поскорее вернуться домой, чтобы не попасть под ливень.
Внезапно улицы заполонили машины, и большая колокольня Литтл Бен, названная так из-за сходства со своим лондонским собратом Биг Беном, решила, что уже и вправду пять часов, и зазвонила во все свои колокола.
Огромный, роскошный автомобиль припарковался прямо напротив отеля «Селебрасьон», совсем рядом с Литтл Беном, привлекая внимание прохожих черным глянцем и иностранным номерным знаком. Это был немецкий номер, совершенно непонятный, но, вероятно, означавший самый древний и богатый город Германии — Берлин.
Непогода не заставила себя ждать: разразившаяся гроза нарушила спокойное течение вечера, она заставила мисс Рашер соскочить со стула, разбросала клубки шерсти мисс Мармун, которая вязала свитер для своей племянницы, прервала любимую передачу мистера Воллера, вынужденного выключить свой новейший плазменный телевизор из страха, что тот взорвется, а мистер Барбюс должен был поспешно завершить встречу с приятелями в «Старом Волке» и предпринять быстрое стратегическое отступление к себе домой.
Серафина бросилась проверять, плотно ли закрыты окна, а Сетт едва успел вбежать в дом, держа свою миску в пасти, как ливень со всей силы обрушился на улицы, дома и сады.
«Бедная Ния. Она же вся промокнет», — подумала Серафина, борясь с хлопающим тентом над окном кухни. В этот момент дверь распахнулась, словно от порыва ветра.
— Ния! Ты спаслась от потопа в последнюю секунду!
На пороге появилась высокая женщина неопределенного возраста, где-то между тридцатью и сорока, с длинными пепельно-светлыми волосами, отливающими серебром, в долгополом белом пальто. Контуры фигуры резко вырисовывались на фоне бури. Ее лицо можно было бы назвать красивым, если бы не излишняя решительность и жесткость, бывшие, видимо, неким отголоском прошлого.
