— Надо же! Выпил одним глотком. А пирожок положил в карман.
Если попадет в вытрезвитель — будешь виноват. Чего меня высвистал?
Выпитые виски и голодный дедушка настроили Фризе на грустный лад и откровенность. Он рассказал Рамодину, зачем едет в Питер.
— А я-то при чем? Кто бабки загребает, тот по жопе получает.
— Подстрахуй меня, Женя. Хочу знать — не пасут ли? Вера твоя на дежурстве, вечер свободный.
— В том-то и дело, что свободный! — многозначительно бросил Рамодин.
— Ладно, не пытайся выглядеть ловеласом.
— А что это такое?
— Женя!
— Уговорил! Дай вводную.
— Я пойду на вокзал пешком. Потихонечку — полегонечку. — Фризе нарисовал на песке свой маршрут. — А ты, как тать в ночи, следом. Ты же мастер сыска. Хвост сразу засечешь. — Понял. Мне тоже пешедралом за тобой тащиться?
— Можешь на машине.
— Да ведь на двух улицах, которые ты мне здесь изобразил, — Рамодин ткнул носком туфли в песок, — одностороннее движение. Встречное!
— Точно. Это я дал маху. Сейчас будет тебе новый маршрут, — он одумался, глядя на схему. Но Рамодин разровнял песок своей узкой черной туфлей.
— Не напрягайся. Мне удобнее пешком. В это время движение редкое, слежку на машине легко обнаружить. Прогуляюсь.
Евгений заметил, как Фризе, рассеянно гладя на сухой, уже превратившийся в пыль песок, на котором только что красовался план операции, поднес ко рту стаканчик виски и сделал большой глоток. Потом еще один.
— Эй! Ты что, воду пьешь?! Хоть бы сказал, товарищ, хороши ли виски. Для тебя старался.
— Хороши, Женя.
— То-то же! А теперь скажи — как тебе передать информацию?
Морзянкой по обшивке вагона отстукать?
— Записочку черкни. И — в конверт. А конверт — проводнику.
Сейчас многие так отправляют письма. Для быстроты. Да, что я тебе объясняю?
— Соображу по обстановке. Я понятливый. Вернешься из Питера, сводишь нас с Верунчиком в китайский ресторан. Ни разу китайской кухни нс пробовал.
В былые времена по этой дороге возможно и летали в рессорных экипажах и в пролетках с дутышами. Сейчас же, даже на стойком «запорожце», Алабин продвигался с трудом, крутил руль как на ралли, объезжая глубокие колдобины. Июльская жара не сумела высушить лужи. Немудрено-густой еловый лес обступил дорогу с обеих сторон. Лягушки в этот ранний час чувствовали себя великолепно и скакали в разные стороны, норовя попасть под колеса.
Подполковник же был настроен благостно и никого давить не хотел. Даже лягушек. И потому усердно крутил баранку.
