) “Да”»
[129]. В том, что это не было свободным волеизъявлением, и сомневаться не приходится
[130]. Пришедшим в Кабинет зачитывали какое-то «увещание». Видно, что этот документ, написанной генерал-прокурором Трубецким
[131], стал своего рода «бумажной дубиной». Из манифеста о винах Бирона 14 апреля 1741 года следовало, что в «увещании» говорилось: со всеми несогласными и даже с теми, «кто мало поупрямится и подписывать не будет», станут поступать «яко с изменниками и бунтовщиками». И затем «всех к той подписке принудили и по подписке, под жестоким истязанием, приказывали, чтоб содержали оное тайно и никому не разглашали», особенно Брауншвейгскому семейству
[132]. Когда пришедшим оглашали «увещание», сомневающиеся переставали сомневаться и безропотно подписывали декларацию, тем более что там уже стояли подписи высокопоставленных персон первых двух классов. Позже Бестужева и Бирона обвиняли в том, что таким образом они обманом «нацию принудили» подписаться за назначение Бирона регентом
[133]. По большому счету так оно и было, хотя и подписанты знали, под чем они ставят свою подпись. Среди них наверняка был и тот самый генерал Шипов, который летом 1740 года подписывал смертный приговор Волынскому.
Но подписывать челобитье пригласили не всех. Так, за пределами списка остался принц Антон-Ульрих, генерал и командир Семеновского гвардейского полка, что видно из показаний Петра Граматина, которому принц говорил: «Чинится подписка в Кабинете: подписываются генералитет и гвардии офицеры, только о чем — неведомо, а меня не пригласили» [134].
Итак, Бирон, убедившись, что Акт (Духовную и Определение о регентстве) государыня может и вообще не подписать, решил обойтись без нее. Обладая властью и влиянием, обусловленным близостью с императрицей, он прибег к институту, который тогда называли по-разному: «собрание всех чинов», «совет Синода, Сената, генералитета и всех государственных чинов», «многое собрание» [135]. В послепетровский период политическая, военная и придворная верхушка уже дважды выходила в таком сплоченном виде на политическую сцену: в 1725 году — при воцарении Екатерины I, и в 1730 году — при возведении на престол курляндской герцогини Анны Иоанновны. Как известно, с установлением деспотического самодержавия Петра Великого и уничтожением органов «земли» — сословного представительства в виде Земских соборов и отчасти Боярской думы, потребность власти в общественной поддержке в трудные моменты своего существования (прежде всего — в междуцарствия) все-таки не исчезла окончательно. Прежняя «земля» трансформировалась, точнее — выродилась в «собрание всех чинов» или «все министерство, Синод, Сенат и генералитет». Бестужев это сообщество называл на западный манер «нацией». Решение такого собрания оформлялось примерно так, как это сделано в указе 18 октября 1740 года о титулатуре Бирона-регента: «Будучи в собрании Кабинет, Синод, Сенат, обще с генералами, фельдмаршалами и прочим генералитетом… определили…»
