. На следующий день вице-канцлер появился во дворце, что воспринималось как событие из ряда вон выходящее — Миних-младший писал, что тот пять лет не выходил из дома. Английский дипломат Э. Финч 7 октября писал в Лондон, что положение императрицы, вероятно, тяжелое, и об этом свидетельствует приезд ко двору множества влиятельных и знатных лиц. «Вчера (т. е. 6 октября.
— Е.А. ) можно было наблюдать еще большие опасения: графа Остермана (который уже несколько лет не выходит из дому вследствие воображаемой или действительной болезни) по особенному приказанию принесли ко двору в носилках, он оставался там всю ночь и возвратился только сегодня рано поутру», то есть 7 октября 1740 года
[96]. То, что 6 октября Остерман приказал тащить себя на носилках во дворец, чтобы участвовать в разворачивающихся событиях и не упустить своего, а не самоустранился (как делал не раз в опасной ситуации), позволяет считать, что версия Миниха-сына при описании последовательности событий установления регентства Бирона ближе к истине, чем утверждение следователей — авторов Краткого экстракта, писавших свою бумагу в то время (весна 1741 года), когда Остерман был у власти и влиял на ход следствия
[97].
Вообще о роли Остермана в этой истории нужно сказать особо. Версия Краткого экстракта — этого итогового произведения следствия зимы — весны 1741 года, нацелена на то, чтобы вообще вывести Остермана за скобки этого дела. В тексте Краткого экстракта он появляется лишь один раз, чтобы не дать преступным сообщникам фаворита никакого совета. Всю вину на этом следствии взял на себя Бестужев-Рюмин, который признался, что был с другими сановниками у Остермана, и тот якобы сказал, что «то дело — не другое (т. е. одно дело — манифест о престолонаследии, а другое, более сложное дело — завещание с упоминанием о регентстве. — Е.А. ), торопиться не надобно, а чтоб о том подумать, ибо он скоро сказать не может». Вернувшись во дворец, Бестужев якобы утаил это осторожное мнение вице-канцлера, сказал, что Остерманом «о правительстве ничего не положено, что же говорил Остерман, о том умолчал, …представлял, чтоб ему, Бирону, регентом быть», и после чего предложил фавориту призвать на совет еще четверых сановников. Они-то все вместе и просили Бирона стать регентом [98].
По материалам следствия получается, что Бестужев взял на себя фактически всю вину за происшедшее: это он скрыл от Бирона мудрое высказывание Остермана и своим обманом подвигнул герцога к регентству. Такой была удобная Остерману версия следствия, так было нужно представить дело в начале 1741 года в выгодном для него свете. Между тем известно, что Бестужев был у Остермана не один, и его товарищи могли бы легко обнаружить перед герцогом обман коллеги.
