— Первый раз слышу.
— Что-то было. Кофе не остался?
Она принесла кофейник.
— Что-то случилось? — спросила она, когда он налил молока, кофе и отпил.
— С чего ты взяла?
— Ты вернулся сегодня немного странный.
— Вот как.
— Не как обычно.
От промолчал. Голову наконец-то водрузили, и Калле воткнул морковку приблизительно в область лица. Камешки стали глазами и ртом.
— Хуже, чем обычно?
— Нет.
— Но ты был… бодрее последнее время.
— В конце концов человек привыкает к безработице, и тогда становится легче.
— Я рада, что ты можешь об этом шутить.
— Я не шучу.
— Я все равно рада. — Она улыбнулась.
— В бюро по безработице они всегда смотрят мимо меня.
— Почему?
— Последний раз, когда я разговаривал там со служащей, она ни разу не посмотрела мне в глаза, всю беседу она рассматривала что-то за моей спиной. Как будто эта чертова работа может оттуда выскочить. Или ей там так надоело, что она смотрела в окно.
— Работа скоро выскочит. Я чувствую.
«Она хорошо меня знает, — подумал он. — Но еще ни о чем не догадывается. Может, когда я принесу больше денег, она заподозрит, но до этого еще далеко. Может, я получу нормальную работу до этого. Чудеса случаются. Но может, когда она выскочит, я ее не захочу».
Перед глазами стояла кровь. Тогда, в квартире, одежда из мешка, казалось, шевелилась на полу и что-то ему кричала.
Черт бы их всех взял. Он думал и так и эдак, но дело действительно было плохо.
Он сам не знал, как сложил все обратно в пакет, но как-то ему удалось, и, покидая спальню, он надеялся, что все оставил как было. «Почему этот отморозок просто не сжег одежду? Я ничего не видел. Вообще ничего».
Воскресным утром Эрик Винтер рассматривал себя в зеркале. Он наклонился поближе, чтобы посмотреть, появились ли новые морщинки у глаз.
«Все-таки я тщеславен. Или, может, я много думаю о возрасте, оттого что все время был моложе всех. Я слежу за собой, чтобы нравиться женщинам до старости».
С улицы ничего не было слышно. Все-таки пять этажей. Он оторвался от зеркала и вышел из ванной. Квартира из трех комнат и большой кухни имела площадь сто тридцать шесть квадратных метров, и платить за нее приходилось много. Но он жил один, и мог себе это позволить. В квартире было светло, солнце висело прямо за окном. Он подошел к окну и посмотрел на запад. Еще чуть-чуть, и было бы видно море. Можно выйти проветриться на балкон.
Наспех поев под саксофон Джона Колтрейна, он решил, что будет делать.
Она вышла из спальни, но ему явно хотелось побыть одному, и она, выпив стакан воды у раковины, ушла обратно одеваться, чтобы ехать домой.
