Гитлеру кулак,
Потому что он дурак.
Или же так. Но уже сатирически:
Сидит Гитлер на горшке,
Делает какашки.
И кричит на весь Берлин:
— Дайте мне бумажки!
Не отцы учили нас этой политграмоте, она из воздуха бралась.
Когда я уже был в Краснодаре, из эвакуации, из города Мары, приехали мои троюродные братья Вовка и Ромка. Тут же стало известно, что отец их погиб в Сталинграде. Они его помнили, во всяком случае, старший, Вовка. Выходило, что у всякого пацана какой-нибудь отец когда-то был. Родня решила, что для меня есть вопрос. Ответ явился. Поскольку моего отца и до войны никто не помнил, то, значит, он тоже погиб, но только раньше, ещё на гражданской, от руки генерала Шкуро. Боюсь, что версия пошла от тёти Любы.
Не знаю, был ли у меня отец, только я всё-таки родился. Я думаю, что моя мама нарочно поехала в этот Нарымский край, чтобы рожать вместе со школьной подругой. Мы с Игорем там и родились в один день и в одной палате. Мы познакомились с ним уже после войны, и у него тоже не было отца. Игорь родился некрасивым, а я красивым. Во всяком случае, я очень понравился одной няньке. Она всплескивала руками и восхищалась:
— Ой, какой хорошенький, ой, какой красивенький — прямо цветочек!
Другая нянька на неё зашикала, опасаясь сглаза. Тогда та, первая, оценившая мою красоту, опомнилась и замахала на меня руками:
— Куриная жопка! Куриная жопка!
Мне не понравилось ни первое, ни второе.
Тогда я ещё не знал всех обстоятельств дела, и мне казалось обычным и правильным, что моя мама и тётя Галя рожают нас с Игорем в светлой просторной палате, и вокруг суетятся врачи и няньки. По замедленности развития я и много позже не догадался, а мне потом разъяснили, что отец у Игоря — в отличие от меня — был, и что был он начальник всего Нарымского НКВД. Он обеспечил нам с Игорем хорошее рождение, а уж потом был расстрелян. И, может быть, нянька, оценившая мою красоту, просто ошиблась, решив, что именно я сын Большого Чекиста.
А в Сибири я прожил только два месяца и отправился домой, в Москву.
Когда же прошли мои вторые девять месяцев, уже при свете дня и ночи, мне приготовили, пока что впрок, гражданские ориентиры. Двадцатого декабря тысяча девятьсот тридцать седьмого года наш славный Анастас Иванович Микоян, член Политбюро ЦК ВКП(б), в Большом театре исполнил закавказским речитативом арию в честь двадцатилетия ВЧК. И он мне в назидание вот что пропел:
В Пугачёвском районе, в селе Побрякушки пионер Щеглов Коля сообщил начальнику районного НКВД о том, что его отец Щеглов И.И. занимается расхищением из совхоза строительных материалов. Щеглова-отца арестовали, так как действительно в его доме обнаружили большое количество дефицитных строительных материалов.
