Но тут как раз и обнаружились совсем другие, не местные лица, умеющие добиваться вопреки всему, чтобы по их желанию им делали красиво.
Вскоре после войны открыли на Фальшивом, на самом берегу, довольно скромный Дом отдыха Черноморского флота. Место отдыха оказалось столь чудесным, что желающих тут отдохнуть всё прибавлялось. Стали расширяться, достраиваться, «улучшать условия», и к началу шестидесятых объект уже именовался «Санаторий Военно-Морского флота». Теперь приезжали сюда большие адмиралы. И всё б им хорошо — питание, обслуга, процедуры, море, — да только называется их санатория негоже: «Фальшивый Геленджик»…
Адмиралам, понятно, до лоций мира дела нету, как и до всемирной истории вообще. Нажали они где надо, и вышло повеление Москвы: поправить. Поправили. И стало Дивноморское. Название с двойным сиропом.
И времени с тех пор прошло не так уж много, но люди здесь селятся всё больше новые, и знать они не знают родного имени места, где живут, а только — фальшивое.
Нынешним (две тысячи третьего года) летом в одном из многочисленных геленджикских заведеньиц под единым названием «Вина Кубани» кто-то из стоящих у стойки упомянул к чему-то Дивноморское. И я не выдержал, спросил:
— А вы знаете, как это раньше называлось?
Посмотрели на меня с недоумением. А разливальщица, совершенно молодая, головку ко мне обратила и сразу так воскликнула:
— Я знаю! Фальшивый Геленджик! Нам в школе рассказывали. Во время Великой Отечественной войны, чтобы Геленджик не бомбили, там… где теперь Дивноморское… поставили… такие… не настоящие… как будто бы дома… Вот немцы пустое место и бомбили. А потом это место стали называть Фальшивый Геленджик.
Хвала тебе, благое просвещенье!
И ведь мало, что просто враньё… Там, на Фальшивом, к сорок первому году «пустого места» сто лет как не было, там люди жили. А в широком и не мелком устье речки Мезыб, впадающей в море, базировались наши, хорошо укрытые торпедные катера.
* * *
И ещё, если позволите, о винах же Кубани.
Я разглядывал торцы бочонков с обозначеньями сортов, содержанием сахара, алкоголя и цены, но не спешил, поскольку передо мною стоял уже наизготовку какой-то совсем не молодой человек и не заранее, а непосредственно перед лицом разливальщицы выбирал, задумчиво пробуя на вкус.
— Каберне, — сказал он наконец-то, но разливальщица на всякий случай уточнила:
— Каберне? Вы прошлый раз заказывали Изабеллу…
— А то, — ответил он, — жена моя любит.
Тут я не удержался и горестно промолвил:
