Всё тот же сон | страница 17



Дан в Санктпетербурге, лета 1790, Генваря 22 дня.

Мой первый друг

И вот я из окна чужого заколоченного дома передаю через форточку предметы в добрые, внимательные руки старших моих друзей.

Собственно, друг-то один, Женька. Ему семнадцать лет, нет, ещё шестнадцать. Он сын тёти Наташи, соседки. Он большой, белобрысый, мой наставник и покровитель. Я знаю, что Женька вор, но я не знаю, что это плохо и что я тоже вор. Просто у Женьки такое занятие: он берёт то, что бросили, а я ему помогаю. А главное то, что он научил меня делать прящи.

Знаете ли вы, что такое прящ? Вы не знаете… Вы знаете рогатку. А в Геленджике это называлось прящ. Замечательное имя, идущее от пращи. Рогатка, вернее, рогулька, — это же часть, это только деревянная растопырка, чрез неё пролетает камень, подобранный по размеру и нежно, плотно уложенный в кожицу. Да и рогулек-то таких, как в Геленджике, нигде не делают… Начать с того, что для хорошей рогульки необходимо нужен молодой кизил, на крайний случай, грецкий орех. И потом, это ж вам не латинская V, о нет! Это сугубая U. Найти готовой её почти невозможно. А нужно сделать так.

Срезать с кизила развилку подходящей толщины. Снизу — так, чтоб была удобная рукоятка, не слишком большая. А сверху — с хорошим запасом. Потом снять кору до белого слезящегося дерева и верхние концы стянуть проволокой, чтобы получилась U, но такой ужины, сквозь какую свободно пройдёт зарядный камень, и она же будет, по возможности, узкая прицельная щель. Затем заготовку вымочить и закопать в горячую, еще с красноватыми угольками золу — там она закалится. Через час можно вынуть и посмотреть. Получается — чудо! Рогулька полирована благородно-коричневым цветом, тверда, как камень, и — замерла навек в излюбленной тобой конфигурации…

Ну, резина. Это вопрос. Тут, конечно, какую достанешь. Ценилась красная. И ещё из противогаза. Во всяком случае, из противогаза начала сороковых. Само собой, — кожица. Она должна быть достаточной: в размере, прочности, мягкости. И как ещё все это привязать… Здесь тоже искусство!

Женькин прящ растягивался на метр и бил наповал. Кого? В основном, воробьёв. И других пернатых друзей. Но всё шло в пищу. Я очень любил это чудное оружие, но в живое стрелять не умел.

Время от времени Женька садился в тюрьму. Собственно, тюрьмы в Геленджике как таковой и не было, но ненадолго их куда-то сажали — Женьку и его товарищей по работе. Как-то, когда Женька сидел, товарищи свели у его матери козу, сварили и принесли передачу, но не Женьке, а другому товарищу. Тот угощал Женьку и приговаривал: