Невольников, подгоняя ремнями, споро выгрузили из повозки перед собравшимся народом, и Красавицу с Тристаном тут же разделили: принца грубо оттолкнули в сторону без всякого на то повода, просто по прихоти стражника. Рты прочих узников наконец избавили от кожаных распорок.
— Тихо! — громко возгласил начальник конвоя, пока не спешиваясь. — Рабам в городе разговаривать запрещено! Всякий, кто осмелится сказать хоть слово, получит в рот затычку покрепче.
Он объехал группу невольников, сбивая их в кучку поплотнее, дал команду развязать узникам руки, но в то же время пригрозил суровой расправой тому, кто уберет ладони из-за шеи.
— Здесь, в городке, никому не нужны ваши бесстыжие речи, — продолжал он. — Отныне вы — бессловесные твари, простые вьючные животные, и ваш удел — безропотно работать и доставлять удовольствие. И если кто-то без команды хозяина уберет руки из-за шеи — получит на эту шею хомут и отправится с плугом вспахивать поля.
Красавица задрожала от страха. Вытолкнутая в передний ряд, она уже не видела Тристана — вокруг были лишь длинные, спутанные на ветру волосы и опущенные заплаканные лица ее несчастных спутниц. Казалось, без затычек невольники плакали тише, стараясь не размыкать губ. Окрики же стражников сделались, напротив, грубее и резче:
— Шевелись давай! Ну-ка выпрями спину!
От их злобных голосов у девушки холодок пробежал по коже. Если б Тристан мог подобраться к ней поближе!
Но почему их высадили так далеко от городка? И зачем развернули повозку? Внезапно Красавица все поняла: их собирались гнать на рынок, точно стадо гусей. И не успела ей прийти в голову эта догадка, верховые стражники накинулись с ремнями на стайку узников, и под дождем ударов те заторопились к городским воротам.
«Слишком уж сурово», — с дрожью подумала она, побежав вместе со всеми. Как всегда, ремень настиг ее нежданно — девушка потеряла равновесие и полетела на мягкую, свежевзрытую копытами дорогу.
— А ну, подымайся! Рысцой беги! Выше голову! — закричал охранник. — Колени выше подымай!
Совсем близко от нее застучали, взбивая пыль, конские копыта — в точности как в замке, на тропе взнузданных, — и, получив хлыстом по голым бедрам и икрам, Красавица почувствовала уже знакомую дикую дрожь.
От бега ныло в груди, тупая боль разливалась по измученным ногам. Ей плохо было видно толпу местных, но она точно знала, что сотни, если не тысячи, горожан высыпали из ворот городской стены, чтобы поглазеть на привезенных из замка невольников.
