Жан-Элуа рассчитывал найти там подземный дворец, целую анфиладу сводчатых склепов: находка эта сделала бы его настоящим хозяином скалы и ее самых сокровенных глубин. В дни больших празднеств Рассанфоссы водили бы туда своих гостей, словно в пещеру из сказок «Тысячи и одной ночи», зажигали бы факелы, розовое пламя магния, подобно забрезжившей вдруг заре, роняло бы свои лучи в эту вековечную тьму.
С этих пор расчетливый ум банкира как будто ему изменил. Воображение Жана-Элуа рисовало новые тайники, сокрытые в земных глубинах, удивительные часовни, в которых люди молятся его славе. Судьба прежних «подземных крыс», первых представителей его рода, живших жизнью троглодитов, судьба, которая дала ему возможность теперь так кичиться собою, незаметно для него самого возвращала его снова к первоистокам его бытия. Слепой инстинкт неожиданно пробудил в душе этого тщеславного буржуа воспоминание о пещерном веке, о незапамятных временах, когда его предки долбили камень. Он пережил головокружительную тягу к той яме, в которой они сложили голову и которая потом становилась шире и шире, к той самой яме, где первые Рассанфоссы, доблестные мужи, перенесшие неслыханные лишения, люди долга и веры, заслужили, чтобы черный бог Ветхого завета приоткрыл им свое лицо.
Вначале Аделаида не одобряла этих дорогостоящих затей; но мужу удалось убедить ее, что это выгодно и может стать источником больших прибылей. Он приводил в пример владельцев других поместий, которые разбогатели после того, как на их землях обнаружены были пещеры. Они поступят так же, как те, и установят плату за право осмотра.
Чтобы покрыть все эти расходы, семья стала экономить на всем, даже на еде; они отказались от поездки в Остенде, которую обычно совершали каждый год, чтобы пожить там на собственной вилле; они перестали приглашать гостей в Ампуаньи на охоту. И только по воскресеньям, после утренней мессы, у них в замке обедал их капеллан, славный старик, который жил в большой бедности. Иногда они приглашали кого-нибудь из своих именитых соседей, мэра, окружного судью. Раз в месяц их навещал ездивший по делам Кадран. В такие дни они вознаграждали себя за ту весьма скромную пищу, которая подавалась к столу в остальные дни недели. Вместе с этим новым образом жизни в доме воцарилась тяжелая, томительная скука. Арнольд был в Марокко, и его шумные выходки уже не оживляли этой гнетущей тишины. И только где-то вдалеке слышались замирающие на покрытых коврами лестницах осторожные, мышиные шажки Симоны, этой странной девочки, при малейшем шуме боязливо прятавшейся за дверь.
