Семейство Жана-Элуа похоронило старуху и заказало ей на могилу деревянный крест. Но несмотря на это деревня гудела гневом. Через слуг в доме стало известно, что внуки покойной собираются мстить Арнольду. Когда того предупредили, он только пожал плечами и пригрозил, что если хоть один поднимет на него руку, он тут же расправится со всеми. Он стал вести себя до такой степени вызывающе, что даже как-то раз выехал верхом из Ампуаньи со своими шестью датскими догами и, помчавшись галопом по дороге, криком будоражил всех собак, которые прыгали вокруг и оглушительно лаяли. Кипящая кровь и избыток сил притупили в нем все человеческие чувства и вселили в его косный, неповоротливый ум равнодушие ко всему на свете.
Жан-Элуа решил, что разумнее всего будет удалить его на время из Ампуаньи. Он воспользовался тем, что в Марокко отправлялась миссия, и пристроил туда сына. Все были уверены, что ожидавшая Арнольда кочевая жизнь обуздает его дикарские порывы и что в его отсутствие деревня успокоится. Но спустя два дня после его отъезда среди ночи ружейным выстрелом с горы было разбито окно в спальне банкира. Пуля вонзилась в панель чуть выше кровати, в которой Жан-Элуа имел обыкновение читать при свете канделябра, когда ему не спалось. Перепуганная г-жа Рассанфосс стала настаивать на том, чтобы немедленно уехать в город. Муж ее гордо отказался:
— Не боюсь я их. Подумать только, эти мужики, эти олухи смеют еще нападать на нас! Ну, да я им покажу. Я им рога пообломаю, места живого не оставлю. Фуркеан натравил бы на них ищеек, а я их голодом заморю, я их одной арендной платой задушу, все равно им придется гнуть передо мною спину.
Его миллионы снова вскружили ему голову. Перед глазами колыхались языки пламени, вздымались кровавые вихри. Он уже больше не слышал похоронного звона. Он сам ощутил себя такою же скалой, как та, на которой стоял его дом; скала эта росла и росла, и только где-то далеко, внизу, видны были два маленьких могильных холмика над гниющими останками тех, кого он не считал за людей.
Он приказал сторожам тщательно выслеживать злоумышленников, обещав, что, в случае удачи, сверх положенного жалованья они получат награды. Однако он предусмотрительно запретил им пускать в ход ружья.
Однажды утром, после сильного ветра, бушевавшего всю ночь, был задержан старик, собиравший в лесу валежник: сторожа составили протокол. Три небогатых фермера, опоздавшие внести арендную плату, получили повестку от судебного пристава. Аделаида перестала навещать больных и неимущих. Казалось, сострадание покинуло Ампуаньи — злопамятные хозяева замка расставили всюду охрану.
